Конечно же Кадгар знал, что его везение когда-нибудь заведет его если не в могилу, то уж точно куда-то ближе к ней. В конечном итоге, именно ему выпала участь быть учеником Медива, пусть и не первым, но все-равно, так везти могло только конченным неудачникам, к коим ученик чародея приравнивал себя все чаще, стоило только очередной невообразимой ситуации всплыть на горизонте, освещая всех заревом близлежащих проблем, которые, кто бы сомневался, разгребать обязан все тот же Кадгар. Но ничто не сравниться с тем, что в данный момент он оказался в клетке. И дело было даже не в том, что самого по себе света здесь даже не намечалось, но и то, что с каждой секундой его начинало мутить, а голова медленно ходила ходуном, словно кто-то наложил охранные печати. И неизвестно - то ли это от телепортации, то ли от огоньков, хотя последние, на самом деле, ничего и не стоили, простой щелчок пальцами.
Он бы мог еще долго кричать, вот только ему становилось все хуже. Пришлось вцепиться в прутья клетки, так, что побелели костяшки пальцев. Кровь мгновенно отлила от лица, наверное со стороны он выглядел как бледный призрак, если, конечно, кто-нибудь его вообще увидит. Не хватало переместиться туда, где уже давно никто не обитает. Камеры пахли плесенью и пылью, местом давно брошенным, оставленным живыми. Сил выбить решетку у него уже не осталось, а значит, неровен час он просто останется тут на свое недолгое навсегда. Где-то он читал, что человек способен прожить без воды всего пару дней. Интересные пара дней его ждут.
Звук открываемой двери отвлек его от мыслей о мучительной смерти.
- Эй! Эй-эй-эй-эй! Я здесь! Слушайте, я учен...- слова о том, что это все внезапная ошибка и недоразумение застряли в горле. Он ожидал увидеть кого угодно - человека, что остался стеречь старые темницы в забытом форте, дворфов или гномов, чьи темницы глубоко в горах, он даже был бы раз, черт его дери, оркам, от которых еще можно было сбежать, стоило бы им открыть клетку. Но... не это. Сначала, признаться, он обрадовался, из коридора показался женский силуэт в доспехах и на глаза тут же кинулись просто огромного размера уши и светящиеся глаза. Кадгар выдохнул, с эльфами будет договориться проще. Вот только... он не помнил, чтобы первые дети этого мира делали женщин охраной для заключенных. Да и эльфийка, при рассмотрении, была другая. Не такая... коих эльфов он мог видеть в Даларане.
- T'ase'mushal, - прошептала эльфийка, тут же отпрыгнув во тьму. Шагов ее маг не слышал, но что-то подсказывало, что она убежала.
- Нет! Стой! Погоди! - Ученик хранителя протянув руку меж прутьев, волна боли заставила его вскрикнуть и дрожащими пальцами вновь ухватиться за металлические прутья. Свезло так свезло. По крайне мере он был здесь не один. Теперь осталось лишь только заставить обратить на себя внимание.
А эльфийка вернулась. Да не одна, привела с собой компанию точно таких женщин. "И ни одного мужчины" - вдруг промелькнуло в голове. Он знал, что кель'дорай не отличались пуританскими нравами и вполне спокойно относились к тому, что женщины их рода служили в армии и помогали защищать их родные леса он нежданных набегов. Но полное отсутствие мужчин наводило на странные мысли. Они были странными, но в полумраке и толком не рассмотреть силуэты женщин, а сам Кадгар, признаться, страдал от болезни глаз, испорченных долгим чтением в полутьме, бичом каждого мага. Отряд решивших на него поглазеть расступился, давая проход еще одной женщине. И вроде бы она ничем не отличалась от своих товарок по военному ремеслу,  но тот тон, с которым она говорила, давал Кадгару понять, что эльфийка отдавала приказы. Капитан? Просто главная? Женщины за ней разбежались, безусловно, спеша выполнить приказ начальницы. На самом деле Кадгар облегченно вздохнул, если эта женщина главная, то не придется все объяснять по два раза. Он расскажет, что это недоразумение, его выпустят, он отправится обратно в Каражан (как-нибудь) и, возможно, даже не получит нагоняя.
Парень поднял взгляд. Теперь, в свете появившихся светильников, когда магические светлячки разлетелись, он мог рассмотреть подошедшую в плотную к решетке эльфийку. Теперь понятно, что было не так - это уж точно не были кель'дорай. Кем бы они не были,пусть и очень похожие, но все же не высшие эльфы. Синяя, отливающая лиловым кожа, оттенок явно не присущий высшим. И глаза, что сначала казались синими, на самом деле светились легким светом, больше схожим со маревным светом полной луны на чистом ночном небосводе. Задрав голову, Кадгар открыл рот, с интересом рассматривая невиданные ранее глаза. Не менее странный цвет волос лишь только сильней добавлял различий и где-то глубоко в сознании маленькая мысль носилась по всем воспоминаниям, крича и размахивая руками, пытаясь откопать хоть что-нибудь, что мог бы прочитать или услышать в свое время об этом Кадгар. Но ничего. Он никогда такого не слышал и не видел.
- Иншу... ала... - пролепетал Кадгар. Он, вроде бы, и знал талассийский, но что-то ему подсказывало, что язык высших абсолютно не вяжется с языком этих эльфов. Черт возьми, он даже мог назвать парочку слов на наджа. И что-то ему подсказывало, что если попытаться вслушаться, то в чем-то эти языки окажутся схожими, как и бывает, когда одно отделяется от другого, но имеет общие корни.
И тут эльфийка заговорила. На всеобщем! Парень выдохнул, не придется изъясняться на пальцах.
- Да! Да, я понимаю! - Кадгар дернул прутья решетки, что тихо звякнули, сил в нем совсем не осталось. - Слушайте, это ошибка! Я попал сюда случайно. Это все свиток, я не хотел! Выпустите меня, пожалуйста, мне надо обратно домой. Если учитель узнает, что я не убрался в библиотеке, он же меня убьет! А если узнает, что я трогал его вещи, то превратит в барана, а потом только убьет! Ну пожалуйста...
Ученик чародея с мольбой взглянул на эльфийку по ту сторону, вкладывая все муки и страдания в этот взгляд. Как-то раз Ронин пошутил, что Кадгар, когда жалится, схож со щенком, ему сейчас очень хотелось, чтобы эти эльфы жалели щенков.

Новиград пах тленом. Костром. Помоями и дерьмом. Над Новиградом всегда висела легкая дымка тумана, приносимая с приливами, она заволакивала порт рано утром, покрывая его молочной пеленой, которая, впрочем, быстро отходила, стоило солнцу показаться из-за тонкой полоски, перегнув городские ворота и устремившись к святилищу Вечного Огня, туда, где пылали костры.
Отвратительный смрад не мог перебить даже запах из ближайшей харчевни, где из открытых ставень можно было уловить легкий запашок пряной похлебки, наверняка пересоленной, дабы нельзя было точно понять, насколько сильно залежавшееся мясо кинули в котел.
Он ненавидел этот город. Ненавидел узкие каменный улочки, упирающиеся в тупики и закрытые или заколоченные двери. Ненавидел, что все свободные тропы вели на площадь, туда, где в очертаниях костров можно было рассмотреть силуэты, вполне человеческие. А рядом горели книги, сотни книг, языки пламени жрали желтые листки, пока народ смотрел на это действие; одни с непередаваемым восторгом, другие с дикой жалостью. Все это сопровождалось диким гамом, громкими выкриками охотников и тонким шепотом толпы, вперемешку с зазывалами-торгашами, решившими воспользоваться таким скоплением народа.
Ламберт фыркнул, пришпорив коня. Лошадь под ним недовольно всхрапнула, мотнув гривой, но все же путь продолжила. Коня он выиграл в гвинт, чертово животное было с норовом и так и грозилось раз-другой скинуть своего нового владельца на эту бренную землю, да еще сверху пройтись копытами. В некотором роде, ведьмак его понимал - коня оторвали от родного и удобного стойла, в котором жеребец провел большую часть своей жизни и вывели в суровый мир, где твой хозяин готов загнать тебя, лишь бы только достичь желаемой цели в виде очередного чудовища, которое не прочь отлакомиться свежей кониной. Последняя такая встреча закончилась смачным следом от когтей на правом боку и еще более натянутыми отношениями между конем и его хозяином.
В общем-то, ведьмак бы и не сунулся бы в этот муравейник, от которого тянет помоями, если бы не в край заколебавший его конь и внезапное желание продать животину и купить что-нибудь более смирное. Пределом мечтаний, несомненно, была зерриканская кобыла, белая, славная, за такую некоторые бы глотки друг другу порвали. И порвали бы, если честно, на торгах все к этому и шло, не задень спорящие ламбертово самолюбие и плечо, забывая, что с ведьмаками априори спорить идея плохая. Хотя чего уж, ему давно хотелось намять кому-нибудь бока, а коли этот кто-то еще и разодет как павлин, так это лишь еще больше удовольствия принесет. К сожалению удаление всех конкурентов на покупку не лишили его обязанности платить, увы. А цена, все никак не желала уменьшаться хотя бы на несколько нулей, как бы долго Ламберт не сверлил ее взглядом. По крайне мере "товар" обещали придержать для "милсдаря ведьмина", дабы он не осерчал и дали ему небольшое напутствие, где можно отыскать денег и, собственно, работу.
Слава всем существующим богам - это был заказ, а не убийство, работа вышибалой или другие дела, за которые сажают за крепкие стальные прутья, в компанию к разговорчивым и милым людям, склонным к романтизации своего тяжкого положения всеми доступными способами. Да и самому Ламберту было до одури противно выполнять подобную работу. Если в нем что-то и осталось от того идеалиста, которого придушила тяжкая жизнь и наплевательское отношение окружающих, то только это.
Виновника заказа от нашел в Зимородке, заплывшими глазами впившегося в задницу одной из танцовщиц, кажется, дойдя до такой кондиции, когда уже не понимаешь что перед тобой, зад или другая часть телес.  Выглядел, заказчик, мягко говоря, скверно, и дело было даже не в том количестве бутылок, что валялись на столе и под столом. Люди вообще не готовы встречаться с чем-то, что они считают ненормальным. И хоть стрыга или утопец были везде, стоит только выйти по-воду, род людской старался словно не замечать этой опасности, зачем, ведьмаки разберутся; а когда нечто подобное происходило прямо у них под носом, то попросту обсирались и пытались либо залить зенки, либо зализать раны.
- Мужик! Эй,мужик! - Ламберт схватил ближайший стул и присел напротив потенциального заказчика, локтями упираясь в спинку. - Ведьмака искал?
Тусклый взгляд на миг полыхнул зачаткам сознания еще не убитого самогоном.
- Иск... ик... искал. - Заказчик кивнул и тяжелая голова опустилась ему же на грудь. - Там... у там...
И звуки расстроенной лютни и барабанов поглотили храп мужика, заставляя Ламберта витиевато выругаться, опять же, без особых слушателей. Что было делать - приводить алкаша в чувства. Спился он явно не от жизни хорошей, а скорее всего от попыток переварить увиденное. План был прост  взять его за шкирку, выволочь к стойлу и пару раз окунуть головой в бадью, авось протрезвеет, а не протрезвеет, так хотя бы спиртом перестанет так сильно тянуть. Можно даже попросить кого-нибудь из местных. Ламберт прекрасно знал кому принадлежит заведение, главное чтобы...
- Да блять... - только и смог брякнуть ведьмак, поворачиваясь и натыкаясь на белую макушку и желтые глаза. На секунду он замер, рассматривая очертания двух мечей за спиной у еще одного работника тяжкой судьбы. Конечно же ни один волк на другого никогда не поднимет оружие, но, как показала практика, это было и не обязательно. И все же стоило признать, Геральт был не таким... не одним из таких. - Не боись, не добивать хрена из купцового двора. - Ламберт оскаблился, встряхивая мужичка за шиворот. - Заказ беру. Только надо это тело привести в человечески вид. - Конечно же можно было надеяться, что на самом деле белоголовый пришел сюда повидать старых друзей, помацать танцовщиц, надраться с краснолюдом или сочинить очередную байку с бренчателем на разбитой лютне, но, стоит сказать, ведьмак был реалистом. - Ты опоздал, Геральт. Этот мой. А теперь сделай доброе дело и в сторонку отойди... а то еще зашибу.

Фиона была горазд врать – это ее способ выживания. Она знала, что не была самой сильной, ловкой или умелой в обращении с оружием, последним больше могла похвастаться Саша. Но и у нее были свои таланты. Да и Феликс часто повторял, что длинный язык и умение играть на публику стоят намного дороже всякого мастерства.
- А тебе не кажется, что если бы они знали, как выглядит Джек, они бы тупых вопросов не задавали? Они даже не в курсе, что ты грохнул Гелиос о планету.– зашипела она на Риза, как можно тише, дабы чужие уши не услышали. – Поэтому запугай их так, чтобы у олухов даже мысли сказать что-то против не возникало.
Наглость города берет, как говорится, впрочем, рассказывать об этом гиперионцу было некогда, да и их внезапный эскорт, скорее всего, мог бы услышать что-то лишнее. Не хватало найти себе проблем на неизвестной планете, с неизвестным количеством опасности. Что-то подсказывало, что здесь их будет чуточку поменьше, чем дома, но кто их знает. За каждым благородным поступком скрывается жадность и полное отсутствие моральных принципов. За каждым красивым фасадом скрывается нечто еще более ужасное.
Фиона издала звук, чем-то схожий со стоном и так и не вырвавшимся потоком ругательств, когда Риз, внезапно, решил войти в роль, влезая в шкуру Красавчика Джека. Рука сама собой сжалась в кулак, не будь у Фионы больше терпения о осознание происходящего, она бы уже проехала со всей силы по наглой ухмылке, слишком наглой для кого-то, вроде Риза. Однажды она уже видела такую на его лице, еще в оранжереях Атлас, тогда его неплохо приложила Саша. А сама воровка, наконец, вспомнила, почему все казалось таким неправильным в тот момент. Когда Риз действительно был Джеком. Это пугало.
- Ха-ха, ну что же ты, сладкий, - Фиона схватила гиперионца за руку, сжав сильнее обычного. – Все для общего дела, ты же знаешь. Я тебе челюсть сломаю, когда все это закончится, падла.
И все же стоило признать, до Мокси ей было так же далеко, как Ризу до его обожаемого босса. Но можно было хотя бы постараться и Фиона одарила внезапно обернувшегося паренька самой милой и приторной из возможных улыбок, вкупе с томным взглядом, больше схожим со взглядом голодающего с самого центра безбрежной пустыни.
- Ох, дорогой, ты ведь понимаешь, зачем мы здесь, не так ли? – воровка стрельнула взглядом в сопровождающего, от чего тот лишь удивленно приоткрыл рот, в попытках быстро что-нибудь придумать. Если прислушаться, то можно было услышать, как активно ворочают шестерни внутри его черепушки. Паренек даже понятия не имел, на кой черт сюда притащились жители абсолютно исдохшей планеты, н и говорить это вслух боялся, уж слишком силен был страх перед лже-Джеком.
- Эм… да… чтобы… - сопровождающий вдруг побледнел и кинул полный ужаса взгляд на Риза, начиная медленно заваливаться.
- Инвестиции, сахарный мой, инвестиции. – Подсказала ему Фиона. На удивленный взгляд Риза она лишь только закатила глаза. Неважно, в какой дыре ты находишься, при слове «деньги» все быстро теряют всякую разницу. В любом случае, врать лучше всего именно ей, а гиперионцу и дальше строить из себя чокнутого денежного мешка с зачатками содомии. Последнее у него пока что выходило на ура. – Гиперион хочет вложиться в вашу планетку и в ваши предприятия, для… развития, безусловно. Вам ведь есть, что ему предложить, не так ли?
- О… д-да, конечно, - бедняга растерянно заозирался, ища поддержки у своих друзей, но те казались еще более потерянными, нежели он сам. – А нам… об этом, с вами говорить?
- Ой ну что ты, милаш, - Фиона рассмеялась, настолько мелодично и не натянуто, как только могла, растягивая гласные. Копировать интонацию успешного пандоровского дельца было сложновато. – Я здесь просто, чтобы Джеку не было скучно. Правда?
Воровка похлопала глазами, давая понять, что, если Риз решит провернуть попытку облапать её еще раз, Фиона откусит ему голову, пережует и выплюнет. А еще то, что теперь врать ему придется так же активно, как и ей самой. Давно пора уже было научить гиперионца не вести себя как полнейший идиот.

Medivh: что б тебя Цири перепила
Khadgar: специально отдам ей ваши лучшие бутылки чтоб перепила ага
Medivh: отдавай все! пускай еще Геральта позовет - мы и с ним выпьем за встречу
как говорится, для хорошего человека ничего не жалко
Khadgar: а потом я найму его по вашу душу, ибо нефиг одержимым быть
Medivh: начинай копить сейчас
Khadgar: уже, чо я вас ждать буду

Это величайшая честь, говорили чародеи из Кирин Тора. Такую возможность нельзя упускать, настаивали они. Ты будешь учиться у самого могущественного мага, сулили они. А взамен мы будем требовать от тебя знания: будь то новые опыты чародея или его письма кому-либо, все, что угодно. Что скрывает Хранитель в своей библиотеке? Какие книги стоят у него на полках? Не видел ли ты, какие исследования проводит он в своей башне? А может он захочет передать тебе свои знания? А если ты станешь его преемником…
Удивляло только одно, как эта рекламная кампания для Каражана и его обладателя до сих пор могла хоть кого-то заманить? Медив и Кирин Тор не ладили уже очень долгое время. Но с завидным упорством Совет забрасывал башню письмами: советы, вопросы, просьбы и снова мольбы о помощи, вопросы о книгах в его библиотеке.
С каждым годом чародею становилось все труднее и труднее контролировать нападки со стороны Совета. Послания с просьбами взять ученика к себе, обучить его магии, дать хоть чуть-чуть знаний заваливали Каражан. Из года в год менялись только описания учеников: лучший ученик курса, одаренный мальчик, талантливый, очень умный, находчивый, смышленый. Некоторые такие хвалебные речи Медив сжигал сразу в камине, некоторые просматривал с помощью магической ауры, а уж совсем занимательные читал вслух стенам башни и Мороузу. Оттиски на пергаменте, оставленные великими магами из Кирин Тора, забавляли его. Люди, концентрировавшие внимание на этих письмах, оставляли скрытое негодование, недоумение, а так же желание по скорее сослать всех «лучших» учеников в башню. Медиву оставалось только недоумевать: что нужно было натворить, что бы тебя отправили в Каражан.
Иногда Страж уступал Кирин Тору: соглашался брать ученика в стены башни. Пара «весьма одаренных» студентов так и не доехали до Каражана: чародею хотелось думать, что они просто не выдержали такой ответственности и уехали в другие земли подальше от длани Кирин Тора. Еще несколько «лучших» на курсе в скором времени сбежали из Каражана: то ли задания, данные Медивом, оказались невыполнимыми, то ли характер самого чародея повлиял на их решения – неясно. Одного, а может, двух слишком любопытных остановили охранные заклинания на особо ценных книгах. А он говорил, что следует аккуратнее обращаться с книгами.
Чародей устал запоминать имена своих постоянно сменяющихся учеников, устал следить за ними. Да и как можно запомнить кого-то, если иногда из-за скверны ты не помнишь и половины происходящего?
У него было слишком много других дел, которые требовали действий от чародея. Он и сейчас не мог сказать точно, есть ли на данный момент ученик в башне или маг в ожидании следующего претендента. Спасибо Мороузу, который напоминал Стражу дату появления его нового ученика.
Медив щелкнул пальцами, что бы в помещении посветлело: полумрак разогнали несколько факелов на стенах, да огонь в жаровне. Он окинул усталым взглядом несколько больших изогнутых столов, на которых гнездились всевозможные приспособления и приборы для различных экспериментов. Повсюду валялись записи о различных проведенных испытаниях, книги стопками пылились по углам помещения, некоторые были раскрыты, а закладками им служила проволока, оставшаяся от моделей звездного неба, которую когда-то давно чародей начинал собирать, да так и не закончил. Пару листков с выписками о порталах, валявшихся под ногами, маг поднял. Он внимательно их оглядел, а после чего сжег с помощью магии. Не хватало еще, что бы очередной не в меру любопытный ученик увидел их и отправил весточку в Кирин Тор.
Из раздумий мага вырвало эхо, доносившиеся с витиеватой лестницы:
- СКОЛЬКО ЗДЕСЬ ЕЩЕ ЧЕЛОВЕК? – вопрошало оно у мага.
Конечно, кого не смог выгнать крутой нрав Медива, смогли выгнать видения. Пазлы одной большой мозаики, состоящей из будущего и прошлого. Они были разбросаны по всей башне. Приходили и уходили, когда хотели. Сегодня одно такое видение демонстрировало Медиву себя самого же, но только в юные годы. Он научился не замечать их, не вздрагивал при их появлении, Мороуз носил на глазах повязку, некоторые из особо впечатлительных учеников кричали и пытались поскорее покинуть башню всеми доступными способами.
Медив закутался плотнее в бордовую мантию и повернулся, что бы в следующий момент принять своего нового очередного ученика. Мороуз толкнул дверь и почтенно произнес:
- К вам Кадгар из Даларана.
Казалось, очередное ничего незначащее имя, которое в скором времени должно забыться, переводилось с языка дворфов «Верный». Стоило уделить этому чуть больше внимания, отметил про себя маг. А следующее поразило его еще больше. Чаще всего ученики при виде Последнего Стража обмирали, теряли дар речи, мялись. Они могли стоять так долгое время, а этот начал действовать сразу же:
- Здравствуйте. – Он обгоняет старого Мороуза, что бы протянуть конверт с этой ужаснейшей меткой Совета.
- Меня прислал Крин Тор, они назначили меня вашим учеником!
Слишком громкий, слишком упорный этот новый ученик. Он не для тихого, сонного Каражана. Медив протягивает руку, что бы получить очередной конверт с очередной хвалебной речью о самом лучшем в мире Кадгаре, что бы поскорее избавиться от напоминания, порожденного Кирин Тором. Парень на пороге явно не понимает, что требует от него будущий учитель. Чародей перевел взгляд с Кадагара на рекомендательное письмо, который тот сжимал в руках. Прошла минута, две.
- Письмо. – Отрывисто произносит Медив.
В глубине зеленых глаз чародея вспыхнул азарт. Очередной ученик, которому нужны крупицы тех удивительных знаний, какими обладает Страж? Посмотрим.

Это величайшая честь, говорили чародеи из Кирин Тора. Такую возможность нельзя упускать, настаивали они. Ты будешь учиться у самого могущественного мага, сулили они. А взамен мы будем требовать от тебя знания: будь то новые опыты чародея или его письма кому-либо, все, что угодно. Что скрывает Хранитель в своей библиотеке? Какие книги стоят у него на полках? Не видел ли ты, какие исследования проводит он в своей башне? А может он захочет передать тебе свои знания? А если ты станешь его преемником…
Удивляло только одно, как эта рекламная кампания для Каражана и его обладателя до сих пор могла хоть кого-то заманить? Медив и Кирин Тор не ладили уже очень долгое время. Но с завидным упорством Совет забрасывал башню письмами: советы, вопросы, просьбы и снова мольбы о помощи, вопросы о книгах в его библиотеке.
С каждым годом чародею становилось все труднее и труднее контролировать нападки со стороны Совета. Послания с просьбами взять ученика к себе, обучить его магии, дать хоть чуть-чуть знаний заваливали Каражан. Из года в год менялись только описания учеников: лучший ученик курса, одаренный мальчик, талантливый, очень умный, находчивый, смышленый. Некоторые такие хвалебные речи Медив сжигал сразу в камине, некоторые просматривал с помощью магической ауры, а уж совсем занимательные читал вслух стенам башни и Мороузу. Оттиски на пергаменте, оставленные великими магами из Кирин Тора, забавляли его. Люди, концентрировавшие внимание на этих письмах, оставляли скрытое негодование, недоумение, а так же желание по скорее сослать всех «лучших» учеников в башню. Медиву оставалось только недоумевать: что нужно было натворить, что бы тебя отправили в Каражан.
Иногда Страж уступал Кирин Тору: соглашался брать ученика в стены башни. Пара «весьма одаренных» студентов так и не доехали до Каражана: чародею хотелось думать, что они просто не выдержали такой ответственности и уехали в другие земли подальше от длани Кирин Тора. Еще несколько «лучших» на курсе в скором времени сбежали из Каражана: то ли задания, данные Медивом, оказались невыполнимыми, то ли характер самого чародея повлиял на их решения – неясно. Одного, а может, двух слишком любопытных остановили охранные заклинания на особо ценных книгах. А он говорил, что следует аккуратнее обращаться с книгами.
Чародей устал запоминать имена своих постоянно сменяющихся учеников, устал следить за ними. Да и как можно запомнить кого-то, если иногда из-за скверны ты не помнишь и половины происходящего?
У него было слишком много других дел, которые требовали действий от чародея. Он и сейчас не мог сказать точно, есть ли на данный момент ученик в башне или маг в ожидании следующего претендента. Спасибо Мороузу, который напоминал Стражу дату появления его нового ученика.
Медив щелкнул пальцами, что бы в помещении посветлело: полумрак разогнали несколько факелов на стенах, да огонь в жаровне. Он окинул усталым взглядом несколько больших изогнутых столов, на которых гнездились всевозможные приспособления и приборы для различных экспериментов. Повсюду валялись записи о различных проведенных испытаниях, книги стопками пылились по углам помещения, некоторые были раскрыты, а закладками им служила проволока, оставшаяся от моделей звездного неба, которую когда-то давно чародей начинал собирать, да так и не закончил. Пару листков с выписками о порталах, валявшихся под ногами, маг поднял. Он внимательно их оглядел, а после чего сжег с помощью магии. Не хватало еще, что бы очередной не в меру любопытный ученик увидел их и отправил весточку в Кирин Тор.
Из раздумий мага вырвало эхо, доносившиеся с витиеватой лестницы:
- СКОЛЬКО ЗДЕСЬ ЕЩЕ ЧЕЛОВЕК? – вопрошало оно у мага.
Конечно, кого не смог выгнать крутой нрав Медива, смогли выгнать видения. Пазлы одной большой мозаики, состоящей из будущего и прошлого. Они были разбросаны по всей башне. Приходили и уходили, когда хотели. Сегодня одно такое видение демонстрировало Медиву себя самого же, но только в юные годы. Он научился не замечать их, не вздрагивал при их появлении, Мороуз носил на глазах повязку, некоторые из особо впечатлительных учеников кричали и пытались поскорее покинуть башню всеми доступными способами.
Медив закутался плотнее в бордовую мантию и повернулся, что бы в следующий момент принять своего нового очередного ученика. Мороуз толкнул дверь и почтенно произнес:
- К вам Кадгар из Даларана.
Казалось, очередное ничего незначащее имя, которое в скором времени должно забыться, переводилось с языка дворфов «Верный». Стоило уделить этому чуть больше внимания, отметил про себя маг. А следующее поразило его еще больше. Чаще всего ученики при виде Последнего Стража обмирали, теряли дар речи, мялись. Они могли стоять так долгое время, а этот начал действовать сразу же:
- Здравствуйте. – Он обгоняет старого Мороуза, что бы протянуть конверт с этой ужаснейшей меткой Совета.
- Меня прислал Крин Тор, они назначили меня вашим учеником!
Слишком громкий, слишком упорный этот новый ученик. Он не для тихого, сонного Каражана. Медив протягивает руку, что бы получить очередной конверт с очередной хвалебной речью о самом лучшем в мире Кадгаре, что бы поскорее избавиться от напоминания, порожденного Кирин Тором. Парень на пороге явно не понимает, что требует от него будущий учитель. Чародей перевел взгляд с Кадагара на рекомендательное письмо, который тот сжимал в руках. Прошла минута, две.
- Письмо. – Отрывисто произносит Медив.
В глубине зеленых глаз чародея вспыхнул азарт. Очередной ученик, которому нужны крупицы тех удивительных знаний, какими обладает Страж? Посмотрим.

Она взглянула на солнце, щуря глаза, пытаясь рассмотреть на небе легкие белые облака, но видела лишь только беспроглядное сине небо, на горизонте сливающееся с морем в единую палитру многообразия голубого и синего. Пришлось ухватиться руками за перила, чтобы случайно не перегнуться через край наблюдательной площадки башни. Она и так заставляет местных стражников нервничать, стоит только подойти к краю, а то и вообще к окну, как они тут же напрягаются. Словно готовые в любой момент кинуться вперед, ловить ее. Глава тайной полиции не соврал, когда сказал, что заставит ВСЕХ следить за ней, даже слуги, даже ее камеристка, каждый скашивал на нее взгляд.
Наверное, не стоило при главе тайной полиции кричать, что она убежит в город, но Джессамина не особо думала о том, что будет – ей было обидно, ей было больно, она была расстроена. Далила не могла уехать даже не попрощавшись, тем более не могла просто так исчезнуть, она же принцесса, как и… сама Джессамина, по крайне мере это было бы логично, каждая дочь императора имела подобное право так говорить, вот только старшая сестра, от чего-то, молчала…
Юная дочь императора отступила от края, стражники вмиг выдохнули, но цепкого взора не сместили. Раньше было… не так скучно. Джессамина пыталась ступать по плитам, не наступая на края, повторяя выложенный узор, заодно размышляя над тем, что же ей теперь делать. Она и правда пыталась несколько раз удрать из Башни, вот только ее вечно ловили намного раньше, чем сама Джессамина могла пересечь черту. Упорства это не убавило, это прибавило куда как больше седых волос на голове шефа тайной полиции, что не могло не радовать, старый скряга действительно заслужил поволноваться. Жаловаться он бы уж точно не пошел – отцу было не до этого, Морли опять выставляли свои условия, даже после мятежа не желая уступать императору, вновь заговорили о заговорщиках, ко всему прочему матушка вновь была беременна, наверняка будущим императором островов, так что и ее беспокоить не стоило. Джессамина была абсолютно одна, а приструнить ее было некому, оставалось лишь только неустанно наблюдать за девочкой.
- Ваше Высочество. – Голос совсем рядом заставил подпрыгнуть, углубившись в свои мысли она и не заметила, как камеристка подошла ближе. – Ваш отец зовет вас.
Джессамина на миг напряглась – что она успела натворить? Вроде бы ничего. Ей всегда было страшно, когда отец злился, этот огромны и внушительного роста человек наводил благоговение даже на самых близких, даже на свою дочь, она никогда не испытывала ярости с его стороны, но помнила эту ярость, направленную на нерадивых работников или того хуже – противников – от чего страх вызвать гнев императора лишь только усиливался. Девочка огляделась, ища поддержку, вспоминая, что теперь получать ее и не от куда. Помявшись на месте она с надеждой на просветление в своем вопросе принялась смотреть на камеристку, но та лишь недовольно нахмурилась, напоминая, что никто юную принцессу ждать не собирается и что им нужно поторопиться.
Кинув последний взгляд на разливающийся Ренхевен, Джессамина побежала вслед за женщиной; звук ее быстрых шагов утопал в ворсе постеленного ковра. Туда, мимо комнат первого этажа, по коему слонялись зеваки и туристы – отцу казалось хорошей идеей открыть первый этаж для посещений – все дальше, выходя на строевой двор, к казармам стражи.
Кажется, ей повезло, отец выглядел вполне довольным, расхаживая в окружении парламентариев, он кивал, щурясь на солнце, как совсем недавно она сама. Рядом стояла мать, со скучающим видом рассматривая выстроившихся в ровную шеренгу синих мундиров. Жаль, на самом деле, если раньше теплилась надежда попросту наябедничать отцу, что никто не говорит ей, куда делась Далила, то теперь придется повременить, матушка не любила не то что саму старшую сестру Джессамины, но и любое упоминание о ней, хотя из-за всех сил и старалась придать своему лицо бесстрастное выражение, порой выходило скверно. Словно она ее терпела…
- Джессамина, а вот и ты. Мы как раз обсуждали один очень важный законопроект, в котором ты должна принять участие. – Отец улыбнулся, покрутив меж большим и указательным пальцами кончик начинающих седеть усов.
- Какой? – на миг она замерла, рассматривая парламентариев, со всех их важными лицами, без особого интереса смотрящими на нее. Если на свет появится принц, то Джессамина превратится в возможность выгодного брака и только, даже в таком возрасте она это понимала и, если честно, очень сильно боялась. Слишком много в архивах было подобных историй.
- Тебе двенадцать, а значит, пора назначить тебе личного Лорда-Защитника. – Император сцепил руки в замок, рассматривая реакцию дочери. Джессамина с опаской покосилась на стоящего по правую руку от короля высокого угловатого гристольца, его щека была разорвана и вновь зашита, последствия морлийского бунта, как говорят, а сам он, неразговорчивый и порой даже не моргающий, напоминал статую, расписанную красками. Девочка перевела взгляд на мать, за спиной которой точно так же разместилась женщина в военной униформе, ничем не уступающая лорду-защитнику отца, ни выражением лица, ни габаритами. Джессамина приуныла, если раньше она могла еще хоть немного подумать о шалостях, да даже о том же самом побеге, пусть и очередном, пусть и не удавшемся, то с появлением такого лица по свое правое плечо, всякое подобное отрицается. Заметив приунывшее выражение лица дочери, Эйрхон опустил свои тяжелые руки ей на плечи, подводя к началу лестницы, ведущей на плац. – Как ты понимаешь – это традиция. – Что означало, что девочка просто не может отказаться. Пусть бы хоть и решила устроить несвойственную ей истерику, у всех на глазах, даже это не помогло бы. – В некотором роде, начало твоей новой, более взрослой и ответственной жизни. А потому, ты должна со всей ответственность подойти к выбору Лорда-Защитника. Самостоятельно.
Девочка улыбнулась, задрав голову, рассматривая нависшего над ней довольного отца. Ей предлагали выбрать самой. Джессамина спрыгнула с лестницы, оставляя позади членов двора, решивших поучаствовать в выборе телохранителя для принцессы. Отец уже оказался отвлечен, секретарь нашептывал ему что-то на ухо, тыкая тощим пальцем в бумаги и перестал следить за дочерью. Она же, подбежав к ряду гвардейцев, остановилась, задрав голову.
Каждый из них был намного выше нее. Каждый из них был ей одинаково незнаком и одновременно виден. Они постоянно стояли на страже при дворе, несли службу в Башне, в ярких расшитых мундирах появлялись пред остальными жителями. Она знала, что гвардейца с пшеничными усами зовут Бригмент, и что он постоянно курит трубку, даже на открытой местности прекрасно ощущался запах табака. Она знала, что стоящий первым в шеренге играет в кости с начинающим лысеть, по имени Тревор. Она видела, как один ухлестывал за служанкой, а другой дремал на посту, думая, что за надвинутым на глаза шлемом этого никто не заметит.
Джессамина остановилась посередине, гвардейцы смотрели мимо нее, куда-то перед собой и вникуда одновременно. Позади послышались шаги и легкий гул, остальные соизволили своим медленным шагом спуститься вниз.
- Ваше Высочество, - рядом оказался секретарь, протягивая ей бумагу со столбцами имен и заслуг, - позвольте вам порекомендовать офицера Роланда, отличившегося еще во времена морлийского восстания и…
- Еще он любит рыбачить и от него пахнет угрем даже на службе. – Джессамина серьезно посмотрела на секретаря, пока один из офицеров пытался раздавить на своем лице так и лезущую в строй ухмылку. – Отец сказал, что я должна выбрать сама. – Император позади издал довольный смешок. Девочка вновь обратила свой взгляд на несколько рядов самых лояльных из, вновь взглянула на список и обратно. Почти все старше тридцати, суровые мужчины, с одной стороны мечтающие о такой должности, с другой явно расстроенные, что при любом раскладе придется бегать за двенадцатилетним ребенком. Джессамина покрутила головой, сорвалась с места, вновь обходя строй, проходя мимо второго ряда, внимательным взглядом осматривая кандидатов и вновь заглядывая в лист, покуда не дошла до третьей шеренги.
- Ты, - ее палец взметнулся вверх, - я видела с беседки, как ты в тренировочном бою уложил на лопатки троих. Ты будешь моим Лордом-Защитником.
Вернее, видели они с Далилой, а сестра тогда еще предлагала делать ставки, заговорщически шепталась и подбивала крикнуть им что-нибудь. Общая тишина удивляла, словно она оглохла, даже ветер перестал дуть и гудеть в ушах.
- СЕРКОНЕЦ!? – взвизгнул кто-то из парламентариев, послышался стук, скорее всего секретарь грохнулся в обморок.

Джессамина всегда считала себя хорошим человеком. Хотя, на самом деле каждый считает себя хорошим, свои плохие поступки оправдывая необходимостью или же нуждой, а может знаками свыше, велением длани высшего разума, что за всеми нами наблюдает. Аббатство было против, что бы гристольцы, да и другие острова, славили богов, тем более, кого-то вроде Чужого, они выкашивали это, вводя атеизм, приправленный нормами поведения. В этом было нечто свое, особое, такое жуткое. Джессамина чтила заповеди, но как порой трудно их было выполнять.
— Прости, — наконец выдыхает она, словно бы даже… пристыженная своими словами и тем, как они повлияли на Далилу. — Но беды чужих проецируй на беды свои, осознав горечь чужой утраты как свою собственную, и проникнись болью другого, проникнись любовью к нему.
Старые строчки из учебника, вызубренные на зубок — императрица должна была быть образцом истинного приверженца Обывателей, пусть даже про себя она бы и ругалась, приписывая зубы Чужого, так что у последнего в Бездне они наверняка ныли, но в разум ее никто не влезал, а с уст ее срывалось только то, что необходимо.
— Он… запутался. — Джессамина подняла вперед руку, хотелось коснуться сестры, обнять женщину, возможно, хотя скорее всего ее просто оттолкнут, но лишь только опустила пальцы. Она помнила смятение и сомнение отца, его чувство вины и все то, что было вне досягаемости видимости ее старшей сестры. Он пытался сделать как лучше для всех, а в итоге просто пытался усесться на двух стульях, поступок не особо мудрый, н и сама Джессамина, оглядываясь на эту ситуацию, понимала, что при подобном раскладе и сама бы не знала, что делать. У нее была Эмили, но общая картина была абсолютно другая — она единственная… она последняя…
— Если бы он… был плохим человеком. — Или просто достаточно твердым для принятия бессердечных решений. — Он бы никогда не позволим нам узнать друг друга.
Мысли Далилы хаотичны, они словно рой взбесившихся пчел, она и ненавидит, и чувствует обиду, приятную ноющую ностальгию и воспоминания об унижениях — этот взрывной коктейль заползает в голову мертвой императрицы могильными червями и медленно пожирает сознание. Это жуткое ощущение, от которого невозможно отделаться, только не теперь, когда ей доступно абсолютно все.
- Ты вновь забыла, — Джессамина коротко вздохнула, - Эмили не обычная девочка.
Другая, даже не такая какой в свое время была она сама, да и ее сестра, ни на кого не похожая. Детская наивность вкупе с уже довольно живым умом, покорность вперемешку с любознательностью и твердостью. Она никогда не делала глупых поступков, как сама Джессамина в ее возрасте. Правильная, не совершавшая ошибок, за которые потом следует расплата, но такая одинокая и такая несчастная в своей участи — ее маленькая девочка.
Императрица обняла себя за плечи. Мысли о том, что происходит с дочерью, как вокруг нее сгущаются тучи, были болезненными, даже очень, если вспомнить, сколько людей желают ее использовать. Как много стервятников кружат вокруг, а она здесь, абсолютно бесполезная, способная видеть, предупредить, но физически не в состоянии сделать абсолютно ничего.
— К тому же, это не умаляет того, что я абсолютно ничего не могу сделать… - Джесамина сжала и разжала пальцы, ей казалось, словно опора под ногами исчезла и она падает, а возможно просто зависла на одном месте, как бесплотный дух, коим, на самом деле, и являлась. Кажется, только привычка чувствовать под ногами твердую землю не давали ей воспарить в этом месте как левиафаны, медленно плывущие мимо, даже не обращая внимание, ни на ведьму, ни на императрицу — что им дело до каких-то людей, оказавшихся в ловушке? Они выплывут отсюда, обратно в холодный океан, где за ними опять поплывут китобойные суда, приближая неминуемый конец этого мира.
— Ну вот, - Джессамина кратко вздохнула, — ты обиделась, сестренка Далила.
Как в детстве, когда им не удавалось поделить игрушку, когда возникали детские споры. Они обе надувались, ссорились и в итоге прекращали разговаривать друг с другом. Знала ли маленькая десятилетняя девочка, что случилось с ее сестрой? Нет, об этом позаботились люди, куда как более взрослые. Подобрав момент, после очередной ссоры, ее убедили в том, что старшая сестренка просто устала от вздорного характера младшей, что она уехала далеко, просто потому, что принцесса себя плохо вела, а потому, Джессамина должна вновь стать хорошей девочкой, которая бы слушалась взрослых… и не задавала лишних вопросов.
— Сначала, они просто ничего не говорили. – Джесамина пожала плечами. – Потом, они сказали, что ты с матерью переехала на периферию, наслаждаться деревенской жизнью. Тогда Корво помог мне пробраться из Башни на самые нижние улицы, там, где сейчас царствует сын шлюхи и принца. Я бродила меж домов, заглядывая в окна, ища твое лицо, пока мне не сказали, что девочки имеют нехорошую привычку, расти и изменяться внешне… а еще, что их слишком много тут, в округе. Не помню, как ввернулась обратно… наверное, лорд-защитник и подсобил. Но тогда я поняла, насколько же большой этот мир… и какая, на самом деле, маленькая я.
Джессамина подошла ближе, сделав несколько шагов, схватила ведьму за руку, сжав холодные чужие пальцы.
— Идем, сестренка Далила. — Она кивнула головой, как в далеком детстве, указывая нечеткое направление на бескрайнюю Бездну.

Доверие.
Порой некоторые люди не задумываются о том, как это слово облегчает им жизнь. Что делать, когда не можешь обратиться за помощью к друзьям? К своим подданным? Что делать, когда не знаешь, кому можно верить, а кому нельзя? Что делать, когда собственная резиденция может в один прекрасный момент оказаться капканом, который сомкнется в любой момент, а в каждом видится опасный противник?
Императорская семья опирается на Лордов-Защитников испокон веков. Они обращаются к ним за поддержкой, за защитой себя и своих близких. Они доверяют их словам и поступкам, по умолчанию считая их правдивыми.
Сейчас многие мечтали быть на его месте: попробовать себя на роль Лорда-Защитника императорской семьи. Можно было опустить, что это всего лишь изнеженная дочь самого императора Эйхорна Колдуина, но надо ж было с чего-то начинать? Корво мог бы поспорить, что некоторые пришли сюда ради того, что бы посмотреть на то, что обычно скрыто от глаз простого народа: не каждый день тебя проводят в казармы, да и не каждый день увидишь императорскую семью. Здесь разыгралось целое представление: люди в парадных мундирах, стоявшие в три шеренги, с оружием, готовые по команде показать все те знания и навыки, что приобрели за годы службы. Готовые побороться в поединке за титул Лорда-Защитника.
Одним словом каждый второй может плодить столько слухов и сплетен, сколько его душе будет угодно в любом заведении города, начиная с трактиров и баров и заканчивая тихими улицами и подворотнями. О том, как доблестный император позволил своей дочери самостоятельно выбрать себе Лорда-Защитника, о том, как юная принцесса попросту «отшивала» большую часть пришедших старых вояк с блестящим позывным списком, который был расписан каллиграфическим почерком секретаря на несколько страниц, о том, на кого в итоге пал выбор венценосной особы.
Аттано пытается задавить ухмылку на своем лице, когда юная леди в очередной раз разносит кандидата на роль своего защитника. Еще некоторое время назад этот самый кандидат громко похвалялся своим послужным списком перед более младшими по возрасту и чину, пытаясь прочно обосноваться в первых рядах, привлекая к себе все больше и больше внимания. Корво даже не пытался встать среди тех, кто был при дворе с рождения, кто служил и лил кровь за императора уже давно не одно поколение.
Он не происходил родом из Дануолла, как все эти люди, а с Серконоса с одного из островов империи. Его родители не были знамениты ни здесь, ни там, откуда он родом. Семья простого лесоруба не могла гордиться какими-то особыми заслугами перед императорской семьей.
Корво давно не был на своей родине. Прошла уже уйма времени, когда он в последний раз видел места, родные его сердцу. За такой срок старые друзья уходят на покой, теряясь в серых буднях, дети, которые росли на одних и тех же улицах с тобой, вырастают и разлетаются, словно перелетные птицы, по разным городам, а город меняется: появляются новые места, улицы и обычаи.
Среди широких спин будущих защитников Корво теряет дочь императора из виду на некоторое время. Она мелькает то там, то здесь, осматривает каждого, что-то сверяет по списку, водя пальцем по строчкам; ее губы произносят имя каждого, на кого устремлен ее взор. И вот, откуда-то сбоку она предстает перед ним: ее палец  чуть ли не упирается в грудь Корво. Она говорит, что нашла своего защитника. Из ступора его выводит то ли возглас, то ли крик о помощи:
- СЕРКОНЕЦ!? – кто-то взвизгивает совсем рядом.
Он не знает, что нужно сделать прямо сейчас: упасть на одно колено и благодарить императорскую семью за предоставленный шанс, начать зачитывать какую-нибудь торжественную клятву или стоять и ждать, что будет дальше.
- Я буду рад служить вам, - произносить он, наконец, чуть тише, чем требуется. Он знает, что сейчас все взгляды простых зевак, его конкурентов и императорской семьи устремлены на него. Корво кивает юной леди и встает по стойке смирно.
Аттано спрашивает себя мысленно, этого ли он хотел, об этом ли он мечтал, когда уезжал с островов, мечтая о блестящей карьере в гвардии. Стать частью императорской семьи? Ее невидимой частью. Тенью.
А потом он вспоминает, что еще перед началом всего этого ужасного шоу все кандидаты тихо перешептывались, что за юной особой следить придется день и ночь, потому что она любит сбегать из-под присмотра. Корво думает, что этой взбалмошной аристократке, которая никогда не бывала на улицах города рядом с простыми людьми, придется довериться ему.

Это величайшая честь, говорили чародеи из Кирин Тора. Такую возможность нельзя упускать, настаивали они. Ты будешь учиться у самого могущественного мага, сулили они. А взамен мы будем требовать от тебя знания: будь то новые опыты чародея или его письма кому-либо, все, что угодно. Что скрывает Хранитель в своей библиотеке? Какие книги стоят у него на полках? Не видел ли ты, какие исследования проводит он в своей башне? А может он захочет передать тебе свои знания? А если ты станешь его преемником…
Удивляло только одно, как эта рекламная кампания для Каражана и его обладателя до сих пор могла хоть кого-то заманить? Медив и Кирин Тор не ладили уже очень долгое время. Но с завидным упорством Совет забрасывал башню письмами: советы, вопросы, просьбы и снова мольбы о помощи, вопросы о книгах в его библиотеке.
С каждым годом чародею становилось все труднее и труднее контролировать нападки со стороны Совета. Послания с просьбами взять ученика к себе, обучить его магии, дать хоть чуть-чуть знаний заваливали Каражан. Из года в год менялись только описания учеников: лучший ученик курса, одаренный мальчик, талантливый, очень умный, находчивый, смышленый. Некоторые такие хвалебные речи Медив сжигал сразу в камине, некоторые просматривал с помощью магической ауры, а уж совсем занимательные читал вслух стенам башни и Мороузу. Оттиски на пергаменте, оставленные великими магами из Кирин Тора, забавляли его. Люди, концентрировавшие внимание на этих письмах, оставляли скрытое негодование, недоумение, а так же желание по скорее сослать всех «лучших» учеников в башню. Медиву оставалось только недоумевать: что нужно было натворить, что бы тебя отправили в Каражан.
Иногда Страж уступал Кирин Тору: соглашался брать ученика в стены башни. Пара «весьма одаренных» студентов так и не доехали до Каражана: чародею хотелось думать, что они просто не выдержали такой ответственности и уехали в другие земли подальше от длани Кирин Тора. Еще несколько «лучших» на курсе в скором времени сбежали из Каражана: то ли задания, данные Медивом, оказались невыполнимыми, то ли характер самого чародея повлиял на их решения – неясно. Одного, а может, двух слишком любопытных остановили охранные заклинания на особо ценных книгах. А он говорил, что следует аккуратнее обращаться с книгами.
Чародей устал запоминать имена своих постоянно сменяющихся учеников, устал следить за ними. Да и как можно запомнить кого-то, если иногда из-за скверны ты не помнишь и половины происходящего?
У него было слишком много других дел, которые требовали действий от чародея. Он и сейчас не мог сказать точно, есть ли на данный момент ученик в башне или маг в ожидании следующего претендента. Спасибо Мороузу, который напоминал Стражу дату появления его нового ученика.
Медив щелкнул пальцами, что бы в помещении посветлело: полумрак разогнали несколько факелов на стенах, да огонь в жаровне. Он окинул усталым взглядом несколько больших изогнутых столов, на которых гнездились всевозможные приспособления и приборы для различных экспериментов. Повсюду валялись записи о различных проведенных испытаниях, книги стопками пылились по углам помещения, некоторые были раскрыты, а закладками им служила проволока, оставшаяся от моделей звездного неба, которую когда-то давно чародей начинал собирать, да так и не закончил. Пару листков с выписками о порталах, валявшихся под ногами, маг поднял. Он внимательно их оглядел, а после чего сжег с помощью магии. Не хватало еще, что бы очередной не в меру любопытный ученик увидел их и отправил весточку в Кирин Тор.
Из раздумий мага вырвало эхо, доносившиеся с витиеватой лестницы:
- СКОЛЬКО ЗДЕСЬ ЕЩЕ ЧЕЛОВЕК? – вопрошало оно у мага.
Конечно, кого не смог выгнать крутой нрав Медива, смогли выгнать видения. Пазлы одной большой мозаики, состоящей из будущего и прошлого. Они были разбросаны по всей башне. Приходили и уходили, когда хотели. Сегодня одно такое видение демонстрировало Медиву себя самого же, но только в юные годы. Он научился не замечать их, не вздрагивал при их появлении, Мороуз носил на глазах повязку, некоторые из особо впечатлительных учеников кричали и пытались поскорее покинуть башню всеми доступными способами.
Медив закутался плотнее в бордовую мантию и повернулся, что бы в следующий момент принять своего нового очередного ученика. Мороуз толкнул дверь и почтенно произнес:
- К вам Кадгар из Даларана.
Казалось, очередное ничего незначащее имя, которое в скором времени должно забыться, переводилось с языка дворфов «Верный». Стоило уделить этому чуть больше внимания, отметил про себя маг. А следующее поразило его еще больше. Чаще всего ученики при виде Последнего Стража обмирали, теряли дар речи, мялись. Они могли стоять так долгое время, а этот начал действовать сразу же:
- Здравствуйте. – Он обгоняет старого Мороуза, что бы протянуть конверт с этой ужаснейшей меткой Совета.
- Меня прислал Крин Тор, они назначили меня вашим учеником!
Слишком громкий, слишком упорный этот новый ученик. Он не для тихого, сонного Каражана. Медив протягивает руку, что бы получить очередной конверт с очередной хвалебной речью о самом лучшем в мире Кадгаре, что бы поскорее избавиться от напоминания, порожденного Кирин Тором. Парень на пороге явно не понимает, что требует от него будущий учитель. Чародей перевел взгляд с Кадагара на рекомендательное письмо, который тот сжимал в руках. Прошла минута, две.
- Письмо. – Отрывисто произносит Медив.
В глубине зеленых глаз чародея вспыхнул азарт. Очередной ученик, которому нужны крупицы тех удивительных знаний, какими обладает Страж? Посмотрим.

За окнами гарь — горят костры по периметру Города — они отгоняют злых духов. Всех тех, кто бродит по степи, длинным когтями впиваясь в землю, оставляя длинные следы, что кружат вокруг поездов, пока те держат путь через километры путей, громыхая периодичным тактом. Машинисты Города-На-Горхоне немые, они откушивают себе язык — это дар демонам Степи, дабы не трогали, дабы уверовали, что люди никогда не расскажут о них. Варварская традиция по вразумлениям Столицы, для Артемия же еще один ритуал, связанный со Степью. Для Артемия земля живая — она дышит, под ней глубоко течет кровь, бегая по венам, земля может говорить, стоит только ее услышать, стоит прислушаться. Он помнил, как в детстве танцевал с травяными невестами, как под их ногами распускалась зеленая трава,  а в танцах своих они описывали узоры тавров, оставляя на земле знак из твирина и савьюра. Он верил в магию, даже не так, он ее принимал, знал, что она есть. Знал, что отец-настоятель может творить волшебство, знал, что травяные невесты могут контролировать рост растений, знал, что по землям ходит Шабнак-Адыр и трясет своими ногами-костьми. Он вырос, в нем родилась рациональность, но она не в состоянии справиться с племенным чувством, что взрастила эта земля в Артемии.
— Здесь скорее уж знахарь. — Люди здесь не привыкли к городскому слову "доктор", зато они прекрасно знают, что значит гаруспик, тот, кто залечит их раны, что поможет справиться с недугом, а когда придет время умирать, он позаботиться о их теле, сделает все, чтобы небо и земля их приняли. В Городе-На-Гохоне гарупик не просто доктор — он врачеватель, патологоанатом, могильщик, учитель, одна из сторон влияния Города, его веское слово, спаситель и губитель. Его отец был таким...
— Все мы что-то должны. У каждого из нас есть обязанности. — Артемий отвечает на реплику которая, кажется, даже не ему была предназначена. — Сын гаруспика знахарчивает, дочь могильщика закапывает трупы, дочь Хозяйки повелевает.
Хорошо ли? Если Капелла — добрая и слишком взрослая для своего возраста — была Бураху понятна, то что с Марией? Мать Марии в его воспоминаниях темный расплывчатый силуэт, темная госпожа Города, с вороными волосами, развивающимися на ветру, облаченная в тяжелый багровый бархат, она не пугала, но заставляла не отводить от нее взгляда. Лишь только когда Виктория, светлая госпожа, была рядом, можно было разорвать зрительный контакт. Мать Капеллы была поистине светлой, ее дочь будет такой же, уже такая же, со всей этой своей сострадательностью, грустными взглядами и просьбами защитить детей города потому что... они что? Будущее? У этого города будущего нет.
Бурах удивленно смотрит на то, как девушка проглатывает стакан соленой воды. По идее это должно было разъесть ей желудок, ладно, такое количество соли должно было максимум вызвать изжогу, но все-равно довольно странное поведение. Он опирается на тумбочку, пустую, жалобно скрипнувшую под его весом. Менху древний род от Степи, род великанов, как и все из древнего рода, в крови их течет что-то от степи, часть крови ее, они все широкоплечные, огромные, как боспригмениос, что дал им жизнь. Отец был таким, возвышающимся над остальными, даже среди глав города, среди трех семей он всегда выделялся. Таким был Рубин, таким был Оюн, таким же стал и сам Артемий. Как пошутил Ольгимский — сложно спрятать два метра роста от ищейки из Столицы. Впрочем, приехавшего франта он и не боялся, что ему сделает всего-лишь один, когда целый Город не смог ему ничего сделать?
— Я впервые вижу, чтобы кто-то так неистово пил соленую воду. — В голове тут же вспыхивают детские воспоминания, тогда они с Младшим-Владом бегали на склады у Боен, у него были куклы, как у степняков, он все хвастался ими. Тогда они еще могли играть. Он помнил, как однажды на спор растворили каменную соль в воде. Как потом еще долго плевались. Как потом еще долго Виктория тихо смеялась над недовольно скривившимся детскими лицами. Интересно, где Влад сейчас? — Тогда ты явно не осознаешь всю плачевность своего положения. — Артемий развел руками. — Меня ищет весь Город, я ужасный убийца и потрошитель. — Сказал слишком просто, наверное попросту смирился. Он уже привык к неодобрению со стороны окружающих. В Столице он не был особым любимчиком местных, не стремился, хранитель традиций держался особняком ото всех, кто пытался залезть в душу, кто пытался "вымыть" из него Степь, ибо это невозможно. Он был чужим там, а по приезду стал чужим и здесь. Но здесь у него хотя бы были союзники. Жаль только, что все они были заперты в Бойнях, словно скот на убой. — Плохое ты выбрала время, чтобы путешествовать и... — он на миг задумался, — как ты попала в город? Единственный поезд, который сюда ходит привез меня. А уж на станции я бы тебя заметил. — Наверное. В конечном итоге, когда на тебя бросаются с ножами в желании линчевать как-то не особо рассматриваешь окрестности. Исполнитель был очень любезен, разжевав Артемию, что теперь в родном городе он персона нон-грата и вообще неудачное он выбрал время для возвращения.
— Я спешу, мне нужно кое с кем поговорить до наступления темноты и пока... просто пока есть время. А вот тебе выходить не советую. Сегодня на костре сжигают ведьму Шабнак-Адыр, все женщины сегодня жертвы суеверий и страха. Выйдешь — и тебя сожгут. — Просто, обычно. Горожане, что считали себя представителя современности впали в первобытное неистовство, крича и предавая огню женщин, по сути своей, невинных. Взрослые ведут себя как животные, а дети убежали от них за стены Многогранника. Дети... черт, он же должен следить за детьми. Артемий на миг задумался, Капелла рассказывала ему, что дети смогут помочь, его отец последние пару лет возился с местными сиротами — девочкой со станции, парнишкой из заброшенного дома, ребятами со складов, что сидят под боком у Грифа. Следует проверить этот след, детей обычно не замечают, а вот они видят все. Но только после того, как он поговорит с Сабуровой...

Каспар Каин (Хан) | Caspar Cain (Khan)

[float=right][/float]Каспар - темный лидер детей. У него много приверженцев. Фантастически смелый мальчик, это вызывает уважение. Как и все Каины, с детства занимается инокнижием, владеет секретами, которые неоднократно оказывались действенными. При этом прибегает к ним редко, знаниями не делится. Они с Капеллой делят власть в мире детей нашего города

Каспар или Хан, как его зовут все Песиголовцы - его личная банда детей - полноправный владелец чуда архитектуры, зовущегося Многогранник. Никто ему не отдавал это чудо, он просто пришел туда с другим детьми и стал "играть" в свои игры, а с приходом Песчанки Многогранник стал единственным безопасным местом. Никто из взрослых не может ступить на территорию чуда света, а дети никогда не рассказывают, что находится внутри. Но Хан знает, его сестра Мария тоже; как настоящий правитель, Хан держит своих последователей в строгости, наказывая провинившихся и вознаграждая отличившихся. У них свои правила жизни, порой слишком взрослые для таких маленьких детей.

За окнами гарь — горят костры по периметру Города — они отгоняют злых духов. Всех тех, кто бродит по степи, длинным когтями впиваясь в землю, оставляя длинные следы, что кружат вокруг поездов, пока те держат путь через километры путей, громыхая периодичным тактом. Машинисты Города-На-Горхоне немые, они откушивают себе язык — это дар демонам Степи, дабы не трогали, дабы уверовали, что люди никогда не расскажут о них. Варварская традиция по вразумлениям Столицы, для Артемия же еще один ритуал, связанный со Степью. Для Артемия земля живая — она дышит, под ней глубоко течет кровь, бегая по венам, земля может говорить, стоит только ее услышать, стоит прислушаться. Он помнил, как в детстве танцевал с травяными невестами, как под их ногами распускалась зеленая трава,  а в танцах своих они описывали узоры тавров, оставляя на земле знак из твирина и савьюра. Он верил в магию, даже не так, он ее принимал, знал, что она есть. Знал, что отец-настоятель может творить волшебство, знал, что травяные невесты могут контролировать рост растений, знал, что по землям ходит Шабнак-Адыр и трясет своими ногами-костьми. Он вырос, в нем родилась рациональность, но она не в состоянии справиться с племенным чувством, что взрастила эта земля в Артемии.
— Здесь скорее уж знахарь. — Люди здесь не привыкли к городскому слову "доктор", зато они прекрасно знают, что значит гаруспик, тот, кто залечит их раны, что поможет справиться с недугом, а когда придет время умирать, он позаботиться о их теле, сделает все, чтобы небо и земля их приняли. В Городе-На-Гохоне гарупик не просто доктор — он врачеватель, патологоанатом, могильщик, учитель, одна из сторон влияния Города, его веское слово, спаситель и губитель. Его отец был таким...
— Все мы что-то должны. У каждого из нас есть обязанности. — Артемий отвечает на реплику которая, кажется, даже не ему была предназначена. — Сын гаруспика знахарчивает, дочь могильщика закапывает трупы, дочь Хозяйки повелевает.
Хорошо ли? Если Капелла — добрая и слишком взрослая для своего возраста — была Бураху понятна, то что с Марией? Мать Марии в его воспоминаниях темный расплывчатый силуэт, темная госпожа Города, с вороными волосами, развивающимися на ветру, облаченная в тяжелый багровый бархат, она не пугала, но заставляла не отводить от нее взгляда. Лишь только когда Виктория, светлая госпожа, была рядом, можно было разорвать зрительный контакт. Мать Капеллы была поистине светлой, ее дочь будет такой же, уже такая же, со всей этой своей сострадательностью, грустными взглядами и просьбами защитить детей города потому что... они что? Будущее? У этого города будущего нет.
Бурах удивленно смотрит на то, как девушка проглатывает стакан соленой воды. По идее это должно было разъесть ей желудок, ладно, такое количество соли должно было максимум вызвать изжогу, но все-равно довольно странное поведение. Он опирается на тумбочку, пустую, жалобно скрипнувшую под его весом. Менху древний род от Степи, род великанов, как и все из древнего рода, в крови их течет что-то от степи, часть крови ее, они все широкоплечные, огромные, как боспригмениос, что дал им жизнь. Отец был таким, возвышающимся над остальными, даже среди глав города, среди трех семей он всегда выделялся. Таким был Рубин, таким был Оюн, таким же стал и сам Артемий. Как пошутил Ольгимский — сложно спрятать два метра роста от ищейки из Столицы. Впрочем, приехавшего франта он и не боялся, что ему сделает всего-лишь один, когда целый Город не смог ему ничего сделать?
— Я впервые вижу, чтобы кто-то так неистово пил соленую воду. — В голове тут же вспыхивают детские воспоминания, тогда они с Младшим-Владом бегали на склады у Боен, у него были куклы, как у степняков, он все хвастался ими. Тогда они еще могли играть. Он помнил, как однажды на спор растворили каменную соль в воде. Как потом еще долго плевались. Как потом еще долго Виктория тихо смеялась над недовольно скривившимся детскими лицами. Интересно, где Влад сейчас? — Тогда ты явно не осознаешь всю плачевность своего положения. — Артемий развел руками. — Меня ищет весь Город, я ужасный убийца и потрошитель. — Сказал слишком просто, наверное попросту смирился. Он уже привык к неодобрению со стороны окружающих. В Столице он не был особым любимчиком местных, не стремился, хранитель традиций держался особняком ото всех, кто пытался залезть в душу, кто пытался "вымыть" из него Степь, ибо это невозможно. Он был чужим там, а по приезду стал чужим и здесь. Но здесь у него хотя бы были союзники. Жаль только, что все они были заперты в Бойнях, словно скот на убой. — Плохое ты выбрала время, чтобы путешествовать и... — он на миг задумался, — как ты попала в город? Единственный поезд, который сюда ходит привез меня. А уж на станции я бы тебя заметил. — Наверное. В конечном итоге, когда на тебя бросаются с ножами в желании линчевать как-то не особо рассматриваешь окрестности. Исполнитель был очень любезен, разжевав Артемию, что теперь в родном городе он персона нон-грата и вообще неудачное он выбрал время для возвращения.
— Я спешу, мне нужно кое с кем поговорить до наступления темноты и пока... просто пока есть время. А вот тебе выходить не советую. Сегодня на костре сжигают ведьму Шабнак-Адыр, все женщины сегодня жертвы суеверий и страха. Выйдешь — и тебя сожгут. — Просто, обычно. Горожане, что считали себя представителя современности впали в первобытное неистовство, крича и предавая огню женщин, по сути своей, невинных. Взрослые ведут себя как животные, а дети убежали от них за стены Многогранника. Дети... черт, он же должен следить за детьми. Артемий на миг задумался, Капелла рассказывала ему, что дети смогут помочь, его отец последние пару лет возился с местными сиротами — девочкой со станции, парнишкой из заброшенного дома, ребятами со складов, что сидят под боком у Грифа. Следует проверить этот след, детей обычно не замечают, а вот они видят все. Но только после того, как он поговорит с Сабуровой...

Родившийся из ее крови, плоти и силы ковен требовал новых решений и других подходов, другого внимания и другого взгляда на ситуацию. Теперь Далила ежедневно должна была следить за своими подопечными, малиновками, едва вставшими на крыло и пытающимися летать. Они пробовали свои новые силы, они подражали ей, выращивая цветы на воротниках, они смотрели на нее каждую секунду, ловя любой ее жест, любое движение, любое слово. Она чувствовала даже своей кожей, что они восхищались ей. Она же в свою очередь пыталась исправить нанесенный им в прежней жизни вред, воспитать уверенность и достоинство, научить их не только использовать данную им силу, но еще и делать это с умом. Она поощряла самых талантливых и была снисходительна к тем, чьего таланта к магии было достаточно, чтобы ответить на зов, но недостаточно для чего-то, кроме простейших вещей. Они тоже были полезны. Ее холодный, расчетливый разум определил им место среди фигур, которыми можно пожертвовать. Всегда приходится чем-то жертвовать. Эти мысли Далила всегда держала при себе и не делилась ими ни с кем.
Еще одной из ее забот стал поиск убежища. Когда с ней была только Брианна, сильная, смелая и бесконечно талантливая, они с легкостью уживались в квартире Далилы, но ведьма еще тогда понимала, что больше никого из будущего ковена туда не приведет. В любом старом городе достаточно мест, которые больше никому не нужны, но все еще пригодны для жизни. Но не так-то просто отвлечь внимание от компании женщин, поселившихся в одном месте, и они должны были встретиться со многими опасностями на пути к своему величию: подозрительные горожане, городская стража, уличные банды, и, разумеется, также обладавшие способностями китобои — от них ведьмы скрывались особенно тщательно, ведь схожие силы делали их на порядок опаснее. И пока Далила считала, что они скрывались успешно. Но была и еще одна сторона, которой опасались все — Аббатство. Именно люди Аббатства целенаправленно выискивали таких, как она и ее сестры, чтобы замучить и уничтожить, растоптать, смешать с грязью. Далиле уже приходилось встречать некоторых из них, и среди смотрителей, рыскавших по городу в их золотых гротескных масках, были люди и плохие, и хорошие. Но все они были опасны. Все эти опасности вместе взятые заставляли Далилу наводить порядки в ковене твердой рукой. Держаться тихо, привлекать к себе меньше внимания, не лезть на рожон. Их нынешнее убежище внушало мало доверия, и Далила считала, что сейчас они все были уязвимы. С какой тоской она вспоминала вечера в компании Соколова и кого-нибудь из его приятелей-натурфилософов или дануолльской богемы, привлекшей его внимание! Тогда все было так просто, и у нее было предостаточно времени, чтобы писать.
Увести прочь. Городские вороны бросаются на приблизившихся к гнезду, но у вороны крепкий клюв, острые когти и сильные крылья. Это умные птицы, но ведьмы должны были действовать с большей осторожностью, иначе их сомнут числом. Жаворонки уводят людей прочь от гнезд, падая на землю и притворяясь ранеными. Но они все были не птицами, а всего лишь людьми, и им требовалась другая тактика. Не дать даже подобраться. Запутать, заманить в другое место и заставить искать себя — но не там, где следует.
Они тщательно готовились. Далила и больше всего заслуживающие доверия ведьмы следили за смотрителями с крыш в разных районах города, выбирая подходящее место. Обсуждали, и она заставила сестер заучить наизусть то, что они должны делать. Она сама взяла себе роль приманки, как самую опасную: Далила знала, что справится с ней и выберется из любой опасности, а вот ее подопечные могли пострадать.
У нее был свободный и быстрый шаг. Когда-то ей потребовалось время, чтобы научиться двигаться не как испуганный уличный воробей. Она выросла, повзрослела и научилась пользоваться тем, чем ее наградила природа. И она шла навстречу смотрителям, гордо подняв голову, с прямой спиной, чуть покачивая бедрами. Она не была красавицей, но у нее было изящное тело, и она чувствовала, что привлекла их внимание — впрочем, не настолько, чтобы ее остановили. Жаль, она ожидала от смотрителей большей чуткости. Она прошла мимо двоих, едва не задев их плечом, и бросила заинтересованный взгляд на третьего — того, который остановился. И она не ошиблась. Пальцы, затянутые в перчатку, сомкнулись на ее руке, заставив ведьму резко, с выдохом, похожим на удивленный или испуганный, развернуться и посмотреть прямо в глаза золотой маски. Она не любила, когда ее хватали за руки, но сейчас стоило потерпеть. Отвлечь его внимание. Пальцы свободной руки мягко легли на плечо смотрителя, и Далила сделала маленький шаг ему навстречу.
— Никогда не думала, что смотрители так хорошо разбираются в продажной любви. Не хотите проверить, господин смотритель? — она чуть изогнула губы в самой своей многообещающей улыбке. — Не в моих правилах отдавать себя задешево, но не каждая может похвастаться смотрителем в своем прошлом.
Он хотел смутить ее своим нарочито спокойным голосом, но она знала, что в голове у смотрителей на самом деле и не верила ему ни на йоту. Она коснулась пальцем белого воротничка, все еще улыбаясь. У нее давно не было мужчины, но спать со смотрителем на самом деле — нет, она не настолько изголодалась по мужчинам, и ее тело и без них получало достаточно ласк. Но благодаря своему наставнику она умела изображать желание даже через отвращение.
— Я верю в то, что он существует, — нисколько не покривив душой, ответила ведьма и потянула смотрителя к себе. — Так как, смотритель? Тебе понравится, обещаю.
Четверо ее сестер тем временем перенеслись с крыш на улицы, легкие, как ветер, и две из них несли собачьи черепа, готовые ожить по приказу Далилы. Первым должен умереть шарманщик, при приближении к которому шепот Бездны отступал, руки дрожали, а виски ломило от боли, а потом они знатно повеселятся. Они пришли сюда, чтобы наделать шума, и девочки смогут отвести душу. На защите шарманщика теперь был лишь один смотритель, а они были быстрыми и ловкими и, опустив черепа на землю, бросились на смотрителей, по две ведьмы на каждого. Еще одна оставалась на крышах, чтобы следить за улицей.