Казалось, сама вода вокруг них стала на порядок горячее. Ещё немного, и совсем вскипит, поддавшись сумасшествию парней. По-другому назвать происходящее было нельзя: сумасшествие, ни с чем не сравнимое. Было приятно, было настолько запредельно приятно, что Нейтан позволил себе не сдерживать тяжёлые вдохи-выдохи. Те срывались с губ, растворялись в бассейне, глубоко бередили и без того непреодолимое желание продолжать и не останавливаться. Ни в коем случае, ни на секунду. Чужая ладонь, опускавшаяся всё ниже, пробиравшаяся под резинку трусов определённо знала, что делать, чтобы Нейтан не просто отдавался моменту, но хотел большего. Чего никогда бы не случилось, будь он полностью трезв на голову, мысли сам без всяких стимулов извне. Крышу сносило с каждым новым движением Уилбура, и, разворачиваясь, Нейт почти вслепую требовал того, что наверняка мог дать ему оборотень.
Уилбур, казалось, продолжал негласную игру, каждой фразой зазывая проступающий лихорадочный румянец на лице Прескотта. А тот, будто вовсе заткнуть хотел, требовательно искал чужие губы, в отместку то кусая, то поцелуем будто заглаживая вину за грубость. Ведь грубость для него — норма, к которой он привык, которую выставлял напоказ, вечно пряча собственную беспомощность под видом парня, которому позволено всё: послать преподавателя или вовсе грохнуть кого-нибудь из неугодных студентов. Со временем приспособленчество к миру взрослых пробралось в голову, заставив самому поверить в любовь к различного рода показателям силы, лидерства во всём. То предводитель "Циклона", то папенькин сынок с бабками и влиянием практически на все слои местного городского общества. Поэтому такая почти_нежность была в новинку. Нейтан не привык к тому, чтобы с ним случалось нечто подобное: когда он выступал в роли ведомого, когда не он — им помыкали и над ним властвовали; когда по-отношению к нему показывалась хоть какая-то грубость. Пусть и сменяемая чем-то более звериным и властным. Как ни странно, Нейту нравилось. И он позволял Уилбуру и грубость, и доминирование, и все эти пошлые фразочки, вырываемые поцелуями изо рта. Не окажись этот паренёк у фонарного столба, день был бы совсем другим, и сейчас Прескотт вряд ли бы хотел, чтобы так сложилось. Да, поначалу было страшно и казалось, будто Уилбур в какой-то момент его попросту убьёт. То ли инстинкт самосохранения отключился полностью, то ли Нейт позволил себе всё же довериться тому, кто поначалу вызывал у него искренний ужас. Это было к лучшему. По крайней мере, сейчас.
[float=left][/float]Раньше такого никогда не было. Другие студенты не боялись Нейтана: он столько раз узнавал о слухах, в которых его фамилию поносили, желали ему смерти или просто хотели выбить всю дурь из прескоттской задницы. Одна Виктория могла войти к нему в комнату, и он до сих пор помнил её смятение, когда вместо светлых оттенков сто одиннадцатая встретила её приглушённым светом, чёрной мебелью, светло-серыми обоями и плакатами со связанными девушками. О, эту тему Прескотт любил. Ему нравилось доминирование, и если случалось забрести на какой порно сайт — он обязательно выбирал те ссылки, где на превью какая-нибудь худенькая шлюха была накрепко замотала бечёвками — без возможности пошевелиться. Тем страннее было сейчас не то, что поддаваться чужим идеям, не самому вести, но поддаваться рукам и бархатно-глубокому рыку. На месте Уилбура не мог оказаться никто другой попросту потому, что именно в оборотне сложилось всё, что могло привести к такому покладистому поведению Нейта, позволявшему сейчас себе не больше, чем редкое проявление повышенной инициативы. В остальном он только давал понять, что происходящее ему нравится, лихорадочными выдохами, срывавшимися, стоило пальцам сделать чуть более резкое движение.
Уилбур сейчас отнюдь не выглядел безобидно. В глазах снова появилось то тёмно-звериное, что поначалу гнало Нейта прочь из бассейна. Тон стал глубже, опаснее, но теперь Нейтан вовсе не думал о том, что ему нужно бежать, спасаться, пока не поздно. Наоборот, останови их кто-нибудь сейчас и спроси его, хочет ли он продолжения — он покрыл бы трёхэтажным этого "кого-то" и потребовал всё вернуть. Оттого, что терпения не хватало терпеть пытку с ожиданием. Даже сейчас Нейт почти неосознанно цеплялся за руку, заставляя опустить её ниже, не дать снова её поднять. Даже неосторожный шаг, когда Прескотт чуть не ушёл под воду, не отвлёк, не отрезвил. Нейтан только прильнул ближе в безмолвном "не останавливайся". Продолжай, я сегодня твой, контракт в силе, в такой, на какую и рассчитывать не приходилось. Соглашаясь ещё в своей комнате, Нейт и подумать не мог, что зайдёт настолько далеко. Да, он готов был к тому, что подобранный на улице паренёк будет вести себя странно, прыгать по крышам и пробираться в школьный бассейн. Он рассчитывал на проникновения в закрытые магазины, забегаловки, может, прогулку до берега — о, где бы Нейтан и хотел побывать, пусть встреча и произошла после того, как он съездил до моря, так это на берегу, — или простым шатаниям по городу до самого утра, но ничего не предвещало такого развития событий. Контракт давно перерос во взаимное соглашение и напрочь забылся — наравне с неудачливым доставщиком, — как обязательное условие этого вечера, начинавшего перерастать в ночь. Всё происходило само собой, и если Уилбур рассчитывал на это — у него получилось подбить Нейта на отключение рациональности и импульсивность.
Нейтан не обращал внимания не смену положений, жался ближе, когда в воде Уилбур подкидывал его выше, заставляя обхватывать ногами торс, чтобы не съехать вниз. Прескотт, жмурясь, куснул оборотня за губу, оттянув её, пока спиной не столкнулся с бортиком. Кажется, сегодня они облюбуют каждый сантиметр бассейна. Поцелуи перемежались вместе с укусами и почти шутливыми зализываниями неглубоких следов, оставляемых зубами около отдающего солёным привкусом пореза. Нейтан пусть и не показывал своих попыток урвать хоть какие-то активные действия, но всё же не собирался так просто надеяться на опыт Уилбура. Он цеплялся за чужие плечи, ища опоры, словно только сейчас переживал лёгкий испуг после неосторожного поворота, когда с лёгкостью мог уйти под воду; сцеплял лодыжки чуть сильнее, чуть более явно, будто вовсе хотел вжаться в оборотня так, чтобы не было возможности их расцепить хоть когда-то. Тёрся носом о нос, испытывая тягучее волнение, собранное внизу живота в тугой узелок. Всё происходило само собой, неосознанно, как если бы всеми желаниями и действиями управлял кто-то свыше, не давая шанса самому решить, что будет дальше, но позволяя чувствовать остро, ярко каждое мимолётное движение, нестерпимым узлом стекающееся вниз живота, прямиком к паху.
— Заткнись, — звучало совсем не злобно и даже мягко. Смущающие слова ещё больше распаляли, но сковывали. Казалось, каждая реакция, какой бы незначительной она ни была, прозвучит бархатистым голосом на ухо, заставляя щёки алеть не свойственно вечно бледному лицу. Нейтан не желал, чтобы Уилбур останавливался, в некотором роде, хотел слушать его голос, цепляясь за что-то, что нельзя потрогать, как за последнюю соломинку между реальностью и всё распаляющейся страстью. Только само сказанное невыносимо жгло кожу и уши, заставляя жмуриться, ногтями впиваться в лопатки и плечи, не боясь оставлять глубокие следы. Нейт сказал бы ещё что-то, ответил не менее смущающей фразой, какой-то колкостью, но не мог сформулировать ни одной мысли. Чужие руки мешали думать, слова — прийти в себя.
Не то благодаря нескончаемо мучительной стимуляции, не то наркотику, но Нейтан был расслаблен. Отвлёкшийся на губы, ладонью проведя со спины через шею к щеке, чтобы углубить поцелуй, он пропустил тот момент, когда Уилбур перешёл к более решительным действиям. И всё-таки неестественность происходящего — ну разве это нормально, когда парни друг с другом занимаются сексом? — немного отрезвила. Последнее предупреждение дошло с опозданием, с заглушенным сдавленным, но самым отчётливым стоном. Это больнее: если с первым пальцем всё было более-менее гладко, то второй уже невозможно было воспринимать, как что-то должное. Да и расслабляться стало как-то труднее, будто проснувшийся инстинкт зашептал на ухо здравыми советами оттолкнуть, уйти от болезненного давления. Только собственные пальцы, заметно подрагивая, напротив сжались на коже Уилбура чуть сильнее, словно пытаясь отвлечь своего обладателя на себя. Нейтан замер, не разорвав кляпа-поцелуя, но, остановившись, будто попросил короткую паузу на привыкание. А дальше ведь — только больше.

Отредактировано Nathan Prescott (07-05-2017 22:56:37)

Бассейн всегда был таким вот противно-прохладным. Нейтан никогда не любил уроки, проводимые в нём, несмотря на явную симпатию к морю. Он часто ходил к берегу, подолгу смотрел вдаль, надеясь увидеть среди спокойной глади плавник или целого кита. А вечерами слушал их пение, нацепив наушники и надеясь, что сейчас его никто не потревожит. Звуки помогали отрешиться от остальных учеников, не слышать их. Порой паранойя Прескотта доходила до того, что он улавливал в чужих словах что-то плохое, всегда в свою сторону. Ему казалось, что каждый студент знает, кто виноват в исчезновении Рейчел, знает, почему Нейтан такой. Каждый видел его препараты, каждый слышал о том, с какими проблемами пришёл он к психотерапевту. И всем было плевать на его явную нестабильность, потому что все попрекали его любыми промахами и срывами. А ведь так сложно, чувствуя себя запертым в клетке обязательств и упрёков, быть нормальным. Как только у Виктории хватало духа не слететь с катушек? От неё родители тоже ждали многого. И сколько бы море не помогало Нейту хоть ненадолго избавиться от проблем, но бассейн он не любил. Вода прохладная, прозрачная, хлорированная. Совсем не похожая на ту, что творит природа. Светится ярким голубым, отражается на волосах и коже. Да и находиться в ней всегда приходилось под присмотром учителя. Благо редко им устраивали заплывы: бассейн принадлежал "выдрам", а уж те свою стихию любили в любом виде, пока получали кубки и рвали другие команды. Стоит ли говорить, что зачастую Нейтан попросту пропускал занятия, предпочитая получить взбучку от директора, а после — отца?
Сейчас всё было по-другому. Не было других студентов, не было преподавателя. Тем более, никто не говорил, что делать, куда плыть и каким способом. Можно было целиком и полностью довериться самому себе, забыть о каких бы то ни было правилах поведения в воде, всегда упоминаемых преподавателем на самом первом уроке. Был только Уилбур, диктовавший свои собственные правила, отнюдь не идущие в разрез с тем, что сейчас хотелось и требовалось Нейтану. Прескотт, напротив, ловил все его мимолётные движения, касания, читая в них дальнейшие планы насчёт самого Нейта. Такие уроки плавания ему нравились, хотя бы потому, что были куда приятнее. Чувствовать, как чужие ладони — со сморщенными от влаги пальцами — скользят под водой по коже, как губы с неглубокой ямкой раны легко проводят линию по подбородку до рта. Щенки — не кошки — не вылизывают, но сейчас было вполне похоже. Может, Нейтан только пытался хоть как-то перенять инициативу, может, пытался уйти от смущающих слов, перебить их, но и он старался не показывать своего смятения. Порой слабо кусал, зализывал, прекрасно зная, что своими силами никогда не оставит на оборотне ни следа. Всё само зарастёт, вернётся в норму. Наверное, такие вот люди-волки чувствовали себя куда спокойнее в мире, где в любой момент с тобой может что-то случиться. Нейтан прекрасно знал, на что способен человек. Ранить случайно, убить по неосторожности, а потом разгребать, разгребать, разгребать валящиеся, словно из рога изобилия, проблемы. А всё потому, что нельзя быть неосторожным: люди хрупкие. Можно ли назвать Уилбура хрупким? Вряд ли, если вспомнить, как его собственные когти прорезали длинные кровавые полосы на животе, а на месте тех буквально в секунды не осталось ни следа от ран. Только алые разводы, вперемешку с остатками доставщика. И почему только Нейтана всё это перестало пугать? Он будто сам поддался этому животному порыву. Все краски вокруг стали такими яркими, происходящее — таким интересным, что нельзя было не поддаться секундному желанию. А там само собой всё как-то завертелось. Стало плевать на любые опасности, на явное нездешнее происхождение Уилбура. На возможный не самый радужный исход их такой "игры". Ассоциация "хищник-жертва" давно испарилась. Казалось, скоро и вода из бассейна испарится — такими горячими были их тела теперь. И даже бассейн ни капли не остужал пыла, страсти, с которой соприкасались губы с губами, прерывая бесконечный поток слов, которым Уилбур, наверное, пытался Прескотта добить, чтобы уж наверняка тот не мог никак показать своё превосходство, как привык это делать с людьми. Только Уилбур был другим. Настолько другим, что сейчас не работало вообще ничего, к чему привык Нейтан.
Казалось бы, вот, полная тишина, она прерывается только шёпотом оборотня, да вздохами Нейта. Но вместе с тем, звон падающих в воду капель с тел, тихие завывания ветра, рвущегося внутрь через прореху в крыше; скрип, с которым кожа трётся о бортик — всё усиливалось в разы эхом помещения, разлеталось на многие метры вокруг. Нейтан не мог воспринимать это как тишину. Наоборот, звуков было настолько много, что они проникали в уши, добавляли свою композицию, целиком и полностью принадлежащую этой ночи. Саундтрек к фильму — саундтрек к жизни, от которого мурашки по телу и тысяча воспоминаний в голове на ещё долгое время. Нейтан не знал, что будет думать обо всём этом назавтра, но сейчас хотел впитать в себя буквально всё, чтобы подольше видеть перед глазами звериный хитрый прищур глаз, слышать стук капель по воде и вдыхать некогда ненавистную хлорку, которую немного погодя можно будет соскребать с волос пальцами, а та будет сыпаться остатками ночи на пол, вместе с собой унося, притупляя всё, что произошло. Но до этого оставалось ещё столько времени. Ещё столько всего.
[float=left][/float]Слова становились всё более и более резкими. Нет, тон оставался приглушённым, томным, почти бархатным, но само сказанное... само сказанное отнюдь не помогало расслабиться. Всё больше в нём звучало задора, почти веселья. Уилбуру наверняка нравилось, как Нейтан готов был злиться и не мог. Для него было в новинку всё: начиная от близости с парнем и заканчивая чужой неприкрытой смелостью по отношению к нему. К Прескотту, при котором и слова против от кого бы то ни было обычно нельзя было услышать. Разве что от директора, да и то Уэллс говорил мягко, боясь разозлить. Как же, кому захочется после выговора сыну Шона Прескотта затем иметь дело с рассерженным отцом, способным только взятки давать, чтобы нерадивого сыночка не выпнули нахер из академии раньше, чем тот закончит последний курс. Волей-неволей, а начинаешь чувствовать собственную безнаказанность и всех тыкать в своё положение в обществе. Но только не Уилбура. Тот сам, кого хочешь, на место поставит, покажет, кто тут вожак в стае. Метками по телу рассыплет "не я тебе принадлежу — наоборот". Сейчас даже думать не хотелось, как придётся прикрывать шею, на которой бардовыми синяками проступают засосы, как не чувствовать на себе призрачные поцелуи, до сих пор чувствуемые в тех местах, которых касались губы волка. Нет, скрывать не хотелось, но безрассудство Нейтана тоже имело свои границы.
Скрыть не сдерживаемые стоны не стоило и пытаться. Уилбур определённо знал, что делать, чтобы его слова подкреплялись реакциями Прескотта. Знал, как комментировать их снова и снова, чтобы Нейт не успевал прервать этот замкнутый круг. И эта часть игры внезапно вызвала желание самому её перехватить. Не начать в ответ говорить что-то подобное — Нейтан не выдержал бы такой пытки, оборвавшись на полуслове — а выдержать. Попросить прекратить — сдаться, а вот выдержать он ведь вполне бы смог. Несмотря на лихорадочный румянец, несмотря на раздражающее желание уткнуться куда-нибудь в плечо Уилбору, чтобы не выдавать своего состояния, когда уже и самому хочется податься навстречу пальцам, раздражающим прозорливостью и явным умением сделать так, чтобы было ярко, захватывало дух. И всё-таки нестерпимо хотелось заткнуть оборотня, потому что фраза, сопровождавшаяся вытащенными пальцами заставила Нейта прищурить глаза, задохнувшись возмущением. Ну что ему всё неймётся-то, блять, это же наказание какое-то. И ни прервать, ни остановить, ни заткнуть. Будто даже сквозь поцелуй тот продолжит нашёптывать, убаюкивать тоном и, напротив, смыслом фраз выводить из равновесия, заставляя почти шипеть.
— Заткнись нахуй, — куда более тихим плевком, пока новый полу стон-полу-позорный-всхлип не развеет напускную суровость, от которой давно не осталось ни следа. Слишком долгая прелюдия начинала откровенно мешать наслаждаться происходящим: при всём желании не выдавать своего нетерпения, Нейт дёрнулся вперёд, ближе, соприкасаясь своим членом с чужим, словно пытаясь продолжить оборванное действие Уилбура. Не успел. Ну почему думать в таких обстоятельствах настолько сложно? Сказанное доходило, но доходило от ушей до мозга с явным опозданием. И только инстинктивно сжав руки на плечах Уилли, Нейтан выпустил воздух из лёгких, послушно принимая знания волчонка, куда более опытного в происходящем. Пальцы, втиснутые практически насильно в рот, помогли не сжать зубы до противного скрежета, потому что не будь бы их — Нейт обязательно к чертям бы стёр себе добрый слой эмали. Между растягиванием и проникновением зияла целая пропасть ощущений: нет, теперь всё стало в разы больнее. И ровно в тот момент, когда Уилбур вошёл в Нейтана, тот потерял всякую связь с реальностью. Казалось, прошла целая бесконечность перед тем, как отзвучала последняя фраза. Будь бы у Нейта силы — он бы Уилбуру врезал, потому что ощущения были пока не из самых приятных, а подкрепляемые словами — вовсе невыносимые. Уилли ведь и сам знать должен, если уже давно жил половой жизнью, в чём сомневаться не приходилось. А нетерпеливость — это всё то же звериное желание быстрее всунуть и получить своё, верно? И, как назло, Нейтан и говорить не мог толком: боялся, что как сомкнёт челюсти до зубного скрежета, так больше и не расцепит.
— Д-дай мне секунду, — выдавил он из себя, с трудом ослабив хватку пальцев.

Та атмосфера трепета, несвойственной ни оборотню, ни Прескотту нежности осыпалась порошком в воду, исчезла практически бесследно, вместо себя оставив лишь похоть, страсть и безграничное желание. Нейтан перенимал инициативу порой, будто в отместку за оставленные на шее следы, за назавтра тянущую поясницу, стараясь куснуть побольнее или превратить поцелуй в нечто действительно грандиозное. Или же просто пытался за лавиной действий прикрыть волнение, также ему не свойственное. С парнем он действительно занимался этим в первый раз. Если девчонку какую ещё можно было во время вечеринки умыкнуть с собой в темноту вип-зоны или вовсе свалить с ней в общежитие — хотя вряд ли он когда-либо заходил настолько далеко, — то как потом объяснишь "Циклону", что у тебя вполне может встать на одного из качков знаменитого бигфута? Волнение зарождалось внизу живота, стекало в пах, отдаваясь почти болезненным стояком, требующим разрядки. И Уилбур определённо знал, как действовать, чтобы никогда не задумывавшийся о своей ориентации Прескотт сейчас млел в его руках, порываясь поцеловать, прижаться ближе, отодвинув хотя бы морально момент, когда главную часть неожиданно развернувшегося действа придётся претворить в жизнь.
А он всё приближался. Подкрадывался чужими пальцами, растягивающими так, чтобы не было больно; приглушённым утробным шёпотом, раззадоривающим и немного, по-честному, раздражающим. Не настолько, чтобы плюнув на всё отпихнуть от себя Уилбура и свалить, попытавшись достать одежду с крыши, но настолько, чтобы затыкать губами, комкая окончания последних слов; слизывая, проглатывая наравне с хлорированной влагой, которой кожа обоих буквально пропиталась, да так, что, кажется, и не смоешь. Может, Прескотт был мазохистом, если это наравне с тем, как бесило, так же и распаляло его ещё больше?
Когда пальцы сменяются членом, Нейтан шипит, уже не скрывает раздражения в голосе, прося хоть на минуту заткнуться, помолчать; не дать ему окончательно потеряться в собственных ощущениях. Было непривычно, было больно. Говорят, природа создаёт животных бисексуальными, а тяга к противоположному полу — есть инстинкт продолжения рода. Поэтому девушкам, чтобы достичь оргазма, не обязательно проникновение, а у парней стимуляция простаты вызывает приятные ощущения. Что ж, тогда было что-то противоестественное в том, что Нейт с первых мгновений понял, что пока что ему ни черта такая перемена не нравится. Наслаждение отошло на второй план, уступило место дискомфорту и желанию избавиться от инородного предмета в заднице как можно скорее. И, наверное, случись всё как-то по-другому — не будь той атмосферы безграничного мгновения, пока собственные руки находятся в надёжных чужих; пока в глаза въедается такой же замерший взгляд, — но приди к тому же результату — Нейтан так бы и сделал: выругался трёхэтажным, послал Уилбура куда-подальше, забыв о том, как опасно дерзить оборотню, да распрощался бы побыстрее. Но была атмосфера, и доверие появилось. Странное такое, почти неестественное из-за причин, по которым вообще возникло. После молниеносной гонки по городу, съеденного доставщика, ненормального оскала стоило бы не задерживаться рядом с незнакомцем ни секунды более, но... но. Всё получилось, как получилось. Нейтан, даже если и под веществами, но оставался на месте, пытаясь привыкнуть к боли, постепенно притупляющейся, но всё такой же непривычной.
[float=left][/float]А чужой голос как-то совсем неожиданно из почти издевательского — Нейт от него чувствовал себя не в своей тарелке, когда стоило бы раскрепоститься, а он порой смущался до алеющих щёк, пытаясь скрыть это жаром происходящего, — в успокаивающий. Немного, но придало уверенности: выбора у Нейтана особо никакого и не было, так что он целиком и полностью полагался на знания Уилбура, куда более опытного в сексе. Тем более, в сексе с парнями. А ведь Прескотт ещё умудрялся издевательски называть Грэхэма Гейхэмом. Да тот ни за что бы не подпустил никого к своей гиковской заднице — страхнул, быть ему девственником до конца дней своих, аминь. Знал бы Уоррен, чем сейчас занимались двое молодых парней в студенческом бассейне, абсолютно голые, крайне возбуждённые. Услышь Нейтан такое о ком-нибудь из академии — от издёвок тому несчастному не отвертеться, но сейчас он сам был тем, кого имели. Да ещё как. До слёз в глазах, если опустить тот момент, что выступили они от болезненной заполненности того места, что он никогда не думал предназначать для кого-либо.
Нейтан, вообще, собирался что-нибудь ответить. Короткое, сиплое, тихое, но позволяющее Уилбуру поскорее расправиться с неловким моментом первых ощущений. Не успел. Заминка, короткая, в течение которой Прескотт, словно перед прыжком в ледяную воду, готовился к тому, что будет дальше, стоила ему того, что Уилбур взял всё в свои руки. Обхватил пальцами за запястья, заставляя доверять себе и дальше, направил, помогая самому сделать первый шаг, первое движение. И Нейтан сделал, неумело приподнявшись, благо в воде по инерции из-за толчка это оказалось довольно просто.
Доверие за сегодняшнюю ночь переросло все границы. Нейтан будто передал эстафету Уилбуру, когда вместо первых, словно робких, толчков почувствовал, как оборотень взял всё в свои руки. Долго бы они так и продолжали нелепо тянуть момент, если бы всем происходящим целиком и полностью заведовал Прескотт. Пусть он себя таковым и не считал, но был трусом, а трусы подолгу могут бродить вокруг да около вместо того, чтобы просто сделать то, что их так пугает. А всё оказалось не так уж страшно, как показалось на первый взгляд. Боль проходила. Пусть не быстро, пусть продолжала пульсировать ниже поясницы, но не казалась совсем нестерпимой. Да и Уилбур немало помогал, привлекая внимание к тому, что творилось выше пояса. Нейт, только почувствовав, как руки предплечьями скользят по плечам, сам прижался, чувствуя животом, грудью влажную кожу. Прижался так, чтоб и капля не смогла бы втиснуться между их телами. Оказавшись немного выше, он слепо ткнулся губами куда-то в лоб, нависая смутной тенью над волчонком, накрепко вцепившись пальцами в его кожу, но даже не пытаясь сделать это ногтями, пусть уже через несколько секунд следов и не осталось бы.
Чем размашистее становились толчки, тем больше вокруг бесновалась стихия. Вода то и дело била в спину, куда-то в рёбра. Можно было подумать, будто они в какой-то момент оказались во время шторма в море. Или так только казалось, потому что под закрытыми веками слышался лишь шум слабых волн, воспринимающийся куда ярче после исчезновения таблетки во рту. А если глаза открыть — напротив такие же поддёрнутые дымкой, огнём-задором горящие Уилбура. Было что-то во всём этом нереальное. Да, всё сложилось само собой, словно кто-то вместо них решил, по какому сюжету будет двигаться их ночь. Нейт и не думал давать волчонку и шанса на то, чтобы тот всё же смог воплотить в жизнь свою задумку. Одно упоминание свободы и заставило его остаться в бассейне, не оставить Уилбура одного познавать ночную Аркадию, пока сам бы он, матерясь, убирался куда-подальше. И вряд ли он пошёл бы в общежитие — оборотень знал, в какой комнате можно найти Прескотта. И не подумал бы о том, что по запаху его отыскать не составило бы особого труда. Короткая фраза — всего одно слово, — просьба о поцелуе просто стукнула в голову, а Нейтан и язык не успел прикусить прежде, чем озвучил её вслух. И вот уже он сам жался ближе, теснее, то утыкаясь носом куда-то в изгиб между шеей и плечом, то нестерпимым порывом целовал в губы, сминая и заставляя те влажно краснеть.
Со временем боли почти не осталось, и когда чужие юркие пальцы опустились на ягодицы, оттягивая, заставляя насаживаться глубже, Нейт выгнулся в спине — ещё ближе, ещё более явно, — снимая последние ограничения. Стоило отдать должное Уилбуру: вместо того, чтобы просто брать своё, не заморачиваясь ощущениями Нейта, он будто сменил тактику, на этот раз не смущая больше, не вызывая досады от проникающего в уши и в мозг голоса, вышёптывающего каждую мимолётную реакцию, но успокаивая. И это помогло расслабиться, поверить, что ещё немного, и снова будет приятно — Нейтан сам захочет, чтобы Уилбур не останавливался и продолжал, продолжал, продолжал, пока не останется сомнений, что после их ночного приключения ноги будут подкашиваться до утра и дольше отнюдь не от болезненного давления.
— Да, — до поджимающихся пальцев на ногах, до искусанных своих-чужих губ, до лихорадочного блеска в глазах и испарине на и без того мокрой коже. Больше и не скажешь — в голове пусто — никаких мыслей. Пускай ещё час назад Нейт готов был смотаться на другой конец Света, лишь бы оборотень оставил его в покое, а ненормальность происходящего поскорее забылась. Сейчас любые мысли о том, что всё могло сложиться по-другому, в голове и не возникали. А если бы и возникли, то только в качестве досады на то, что он мог так легко всё испортить своим испугом.

Порой бывало так, что Нейтан не строил из себя крутого парня, попасть в компанию которого хочется хотя бы ради того, чтобы иметь вес среди других студентов. Только вот обычно такое случалось, когда ему сносило крышу, и он почти с залихватским энтузиазмом наживал себе проблемы на одно место. И сейчас он так же не мог, не хотел ставить себя на голову выше, показывать своё превосходство. Не перед Уилбуром. Впервые он так отчётливо понимал, что кому-то в этом мире можно по-настоящему довериться, и это не приведёт ни к чему, о чём он потом не раз пожалеет. По крайней мере, пока утро не настало, жалеть было не о чём. Слишком приятно тянуло, слишком растекалось по всему телу напряжением, заставлявшим пончики пальцев и взмокшую чёлку мелко подрагивать, не допуская мысли о том, что всё само собой чуть не закончилось по инициативе самого кретина Прескотта. Поначалу он был напуган, сейчас — спокоен настолько, насколько можно быть спокойным, когда невозможно оторваться от чужих губ элементарно для того, чтобы глотнуть воздуха. Если и прервать поцелуй, то только от того, как всё тело пронзает от пальцев ног до крепко зажмуренных век, заканчиваясь стонами, что невозможно проконтролировать. Да и не хочется.
Нейт ногтями проводил по ёжику волос, перекатывая тишину в тихий шорох; проводил ниже, не сцарапывая кожу, не оставляя борозд — те то ли сразу сходили с тела оборотня, то ли вовсе не появлялись. Он даже за щёку пару раз цапнул зубами, просто пытаясь куда-то себя деть, потому что ему казалось, словно ещё немного, и он попросту поплывёт в ощущениях. Удивительно, как же быстро всё пришло в норму, а он ведь был уверен, что парням в принципе не должно быть приятно от контакта подобного рода. Но, чёрт, это было приятно, настолько приятно, что попроси его кто-нибудь описать, что он чувствует, послал бы он этого невидимого собеседника, чтобы не отвлекал, да шёл куда подальше. Благо, в списке его психических расстройств воображаемых друзей не наблюдалось.
Нейтан не думал, Нейтан не хотел думать о том, почему всё же остался. Если вернуться к теме свободы, то да, ею Уилбур его определённо заинтересовал, заставил стремиться к тому, что раньше казалось чем-то недозволенным и эфемерным. Ты ведь всегда скован, если живёшь в Аркадии. Либо социальным статусом, либо правилами. И они нарушали эти правила, слали их нахер с того самого момента, как встретились под фонарным столбом. Нет, прибыли-то они до комендантского часа, молодцы, но дальше всё пошло наперерез любым уставам. Не только писанным, что диктовали и академия, и город, но и тем, что просто укоренились здесь со временем. Те, что напридумывал себе сам Нейтан, что выбили в его мозгу отец на пару с Джефферсоном. Нельзя сказать, будто Нейтан когда-либо строго придерживался всего, во что его тыкали носом, блять, он же Рейчел убил, но всегда где-то существовали те знаки стоп, за которые он и не думал заходить, боясь упасть как в чужих, так и в своих глазах. Думай он об этом, смотря в глаза Уилбуру, пока собственные пальцы грели чужие руки, может, не стал бы идти на поводу у момента. Да только в ту секунду, когда волчонок из страшного зверя превратился в единое хрустальное что-то, повиснув в воздухе, да так, что лишний раз дохнуть боишься — разлетится, — Прескотт отключился от всего, что его когда-то волновало. Доверялся ли он когда-либо кому-то настолько, насколько в один момент доверился малознакомому парню? Нет, определённо нет. Никому и никогда, включая самых близких друзей и того же учителя, взявшего его под свою опеку. Сам не знал почему, но это не привело ни к чему плохому, что заставило бы пожалеть.
В жизни у Нейта было мало времени на то, чтобы разбираться с тем, кто же привлекал его больше: парни ли, девушки. Он понимал, что ему импонировала Рейчел, но она нравилась многим из-за своего открытого и гибкого характера. Поэтому Уилбур помогал открыть Нейтану самого себя с новой стороны. Заставлял взглянуть на те вещи, которые казались понятными и простыми, с другой стороны, понять, что не всё, чем жил раньше Нейт, было верным. Правильным. Прескотт ведь поддавался влиянию толпы, иначе к нему не подобрался бы и Джефферсон, поэтому если быть с девушкой — это нормально, значит, ему девушки и нравились. Значит, назвать педиком гика — весело, прикольно. Но сейчас влиять на него мог только этот странный оборотень, но влияние это было не таким, что Аркадия выдавала за норму. Оно помогало разобраться в себе, а не слепо следовать за понятием привычного для всех. И не верным для себя.
Если ночь была результатом принятого наркотика, Нейтан хотел, чтобы этот трип никогда не кончался. Он правда чувствовал себя впервые свободным настолько, чтобы действовать не на публику, а для себя. Для себя и Уилбура. Не разбирать, что находится у партнёра ниже пояса, и как бы на его выбор отреагировал "Циклон". Не поправлять намоченную чёлку, чтобы выглядеть круче перед тем, кто сейчас принимал его таким, какой он был без лишнего лоска. И да, оба они смотрели на мир расширенными зрачками, диаметром заполняющими почти всю радужку; оба воспринимали мир чуть ярче, чем он был на самом деле. Обоих подгоняли порошки-таблетки. И всё же не с каждым первым встречным Нейт забивался в тёмный угол, когда на вечеринку проносилась "посылка" от Фрэнка. Чем бы ни подкреплялось внезапное сближение, если бы Нейтан не захотел — на самом деле этого не захотел — ничего бы не произошло. А почему, что случилось, как так — вопросы лишние и совсем не нуждающиеся в ответах.
[float=left][/float]Тишина разливалась водой, наконец-то прерываемая одними только вдохами-выдохами, влажными касаниями губ друг к другу и звенящим воздухом. Слышать чужое шумное дыхание, перемежающееся с естественной реакцией голосовых связок на особо яркие ощущения, было приятным разнообразием, после осевших в ушах пошлых фраз. А вкупе с тем, как внезапно нежно, осторожно порой действовал волчонок, происходящее вовсе сводило с ума своей неожиданностью. Ну не ассоциировались у Нейтана звериные повадки с тем, как к нему сейчас относился Уилбур, и это вызывало бы недоумение, если бы они не перешли ту черту, за которой до этого нет никакого дела. И пусть вся кожа Прескотта пестрила алеющими засосами, следами от зубов — не клыков, — и розовела от приливающей к щекам крови. Пусть, потому что то чувство загнанности зверем, что появилось из-за слишком агрессивного требования оборотня после его трапезы, исчезло бесследно. Нейт больше не был жертвой, напротив, сейчас его ничуть не смущало, что не он владел Уилбуром, а совсем наоборот. Заинтересованности и желания в обоих было поровну.
Голос больше не вызывал желания заткнуть. Может, Нейтан и не понимал, что заставляло Уилбура снова шептать, снова чем-то перекрывать тишину, но... Но он понимал сам смысл сказанного. Не звучало это предупреждением перед вкусным обедом, пускай и произносил это тот, кто вполне мог съесть человека. Не звучало так пошло, как всё произнесённое ранее. Наверное, Прескотт услышал то, чего на самом деле Уилбур и не имел ввиду, но прижался вплотную, нависнув не грозной тенью, как делал это когда пытался казаться весомее, чтобы до того, кому не посчастливилось напороться на выпустившего когти Нейта дошло, с кем он имеет дело. Навис, лбом уткнувшись, потому что сейчас был выше и только так мог поймать взгляд глаза в глаза, словно крохи той самой атмосферы, перевернувшей всё с ног на голову, ещё витали в воздухе. Прочесть подтверждение неведомо чему или просто видеть, чувствовать всё то, что сейчас было в волчонке. Нейтан услышал не угрозу. Нейтан услышал признание. Не такое банальное, что обычно в сопливых фильмах для девчонок показывают, когда парни им серенады готовы петь под окнами. Просто оборотень живёт обонянием, и если ему нравится что-то — он связывает это с запахом. Да, Нейт мог услышать то, чего Уилбур вовсе не имел ввиду, но именно сейчас внутри что-то сжалось, болезненно выпросив веру в то, что хоть кто-то видел в нём не просто несносного богатого мудака, а кого-то больше. И если так оно и было — определённо Уилбур был особенным. Особенным, потому что чувствовал больше других. Волшебного, потому что творил настоящую магию, разрывая границы и рамки, в которых остальные сидели, как за семью замками.
И почему-то именно в тот момент, когда поддерживающие его руки, чуть заметно вздрогнув, сжались немного сильнее, не доставив никакой боли, Нейтан окончательно потерялся. Он не мог понять, откуда в близости на одну ночь появилось место для щемящей нежности, почему сам он откликался на неё каким-то несвойственным ему желанием самому быть ближе. Не просто найти что-то ещё физическое, что позволит приятным воспоминаниям чётче отпечататься в мозгу, но то эфемерно незримое, что объединит окончательно. Он хотел верить, что всё это наркотики или эмоции от первого раза, который должен был нести в себе что-то новое и доселе неиспытанное, и всё же настолько сильно ощущал нужду в том, чтобы Уилбур, что наверняка жил вот так и испытывал такое триста шестьдесят пять раз в год, всё-таки хоть как-то дал ему понять, что сейчас тоже испытывает что-то новое для себя. Что-то сильное, всепоглощающее, заставляющее болезненно сжиматься в груди всё, как это обычно бывает, когда ты видишь что-то волнительное, и оно тебе нравится. Или когда замираешь на русских горках за секунду до того, как вагонетка понесётся вниз почти по вертикали.
Наркотики ли или собственные ощущения — оно и не важно, пока чужие пальцы не отпускают ни на миг, заставляя чувствовать себя в безопасности — и это-то в Аркадии, отнюдь с ней не ассоциирующейся, — и нужным кому-то, кому он отчего-то хотел быть необходимым. И если бы Нейтан умел говорить о том, что чувствует, был хоть немного свободнее и не привык к скованности в выражении всего, что чувствовал — он бы не отмолчался и обязательно что-нибудь ответил. Вместо этого с особо ощутимым толчком из него вырвался полу стон-полу всхлип, заглушив необходимость ответить чем-то, что было Нейту не свойственно.

Отредактировано Nathan Prescott (25-05-2017 21:57:12)